В самом начале XVIII века на оброчной церковной земле села Тетеревники в имении князя Петра Алексеевича Голицына была построена маленькая, необыкновенной архитектуры Знаменская церковь, известная сегодня как храм иконы Божией Матери «Знамение» в Перово.
Ещё в XVI веке здесь стояла церковь Успения Богородицы, но Смутное время обратило Тетеревники в пустошь — по соседству с ней находилась и «пустошь Перова». К концу XVII века Перово превратится в село с усадьбой Воротынских. Двадцатилетний Пётр Голицын получит эти земли в приданое за молодой женой Анастасией Воротынской в 1680 году, но первые годы хозяйство здесь будет вести его отец. Лишь через десять лет князь Пётр самолично получает разрешение «построить на той церковной земле каменную церковь во имя Знамения Пресв. Богородицы», на что будет дана благословенная патриаршая грамота. Правда, из-за неотложных государственных дел строительство изрядно затянулось.
Голицын-«итальянец»
Два брата Голицыных, Пётр и Борис, были сподвижниками (а Борис и дядькой-воспитателем) царевича Петра — будущего Петра I. Они поддерживали Нарышкиных в борьбе за власть с царевной Софьей, так что к началу петровского правления вполне логично оказались в числе «птенцов гнезда Петрова» — его помощников, наперсников, участников Великого посольства. И если старший Борис стал, по сути, одним из «министров»-управителей петровской Московии, младший Пётр исполнял в основном поручения дипломатические.
«Велено тоя церкви на попа с причетники дани положить… 17 алтын, 3 деньги, заезда гривна, и те данныя деньги велено взять с 1705 года, как та церковь освящена».
Из книг Патриаршего Казённого приказа
В 1697 году Пётр Голицын прибудет в Италию для обучения морскому делу. Он проживёт здесь больше года: побывает во Флоренции в гостях у Козимо III Медичи (с поручением набрать музыкантов для русского двора), затем в Венеции, где будет ждать и не дождётся царя с Великим посольством — тот вернётся домой после новости о Стрелецком бунте. Первый русский, способный не только устно, но и письменно общаться на итальянском языке, князь Пётр вёл переписку с сыном великого герцога Тосканы — Джаном Гастоне Медичи. В Италии он познакомится с наследием блистательного Андреа Палладио, которого будет боготворить.
Следующей его миссией станет должность посла русского государя в Вене при дворе Леопольда I с поручением добиться посредничества императора между Россией и Швецией. Венский опыт окажется куда менее вдохновляющим, чем итальянский.
После поражения под Нарвой Россию не рассматривали всерьёз, к тому же, как писал Петру I Голицын: «Все здесь дарят разными вещами, один только я ласковыми словами». К 1703 году пребывание его в Вене стало и вовсе невыносимым: «Прошу, мой государь, сотвори надо мною божескую милость, высвободи меня от двора цесарского; ей, государь, истинно доношу: весь одолжал и в болезнях моих больше жить не могу, опасаюсь, чтоб напрасно не умереть; нимало мне здешний воздух в здоровье не служит».
Вернувшись в 1704 году в Москву, Пётр Голицын закончит, наконец, перовский храм. Строительство началось ещё в 1699 году, но скорый отъезд в Вену надолго оторвал князя от радостей и трудов усадебной жизни. Освящение новой церкви в 1705 году пришлось кстати: вторая супруга Голицына Дарья Ляпунова, верно исполнявшая в Вене роль посольской жены, устала от диковинного для Московии образа «светской львицы» — по возвращении она предпочтёт в уединении предаваться молитвам.
Имя архитектора перовского храма неизвестно до сих пор — его искали даже среди учеников Бернини, но безуспешно. Меж тем постройка, очевидно, «нездешняя» по своим чертам, не только несла след иноземных заимствований (что в то время было уже обычно), но и выбивалась из круга современных ей церквей нарышкинского стиля.
Нарышкинское барокко. Церковь Покрова в Филях. Москва. 1690–1694 годы
«Московский ренессанс»
На протяжении XVII века Московия всё пристальнее смотрела на Запад. С воцарением Романовых отставание от Европы стало очевидным. Россия захочет учиться, это проявится во всём: от использования вилок (прежде их не было), изменения одежды и причёсок (царь Фёдор Алексеевич вместо бритья головы по восточному обычаю предложил носить длинные волосы, как в Европе), появления очков, узнавания вкуса экзотических фруктов и пряностей, иностранной стряпни (патриарх Никон заведёт у себя польскую кухню) — до изучения иностранных языков и перевода книг. Боярин Матвеев устраивает театр по европейскому образцу, русские живописцы осваивают прямую перспективу и портрет, а московские храмы украшают пришедшими из Европы изразцами. Московия шила из иноземных тканей, ела из иноземной посуды и писала на иноземной бумаге.
В конце 1680-х годов после присоединения части Украины и Белоруссии, а затем и заключения «Вечного мира» с Польшей процесс станет лавинообразным — из Речи Посполитой в Московию придёт Новое время.
«И прежде, в XV–XVI веках, Россия была знакома с Западной Европой, вела с ней кой-какие дела, дипломатические и торговые, заимствовала плоды её просвещения, призывала её художников, мастеров, врачей, военных людей. Это было общение, а не влияние. Влияние наступает, когда общество, его воспринимающее, начинает сознавать превосходство среды или культуры влияющей и необходимость у неё учиться… заимствуя у неё не только житейские удобства, но и самые основы житейского порядка, взгляды, понятия, обычаи, общественные отношения».
Василий Ключевский
«Ренессансная», по сути, архитектура Москвы «заговорит» на языке современного (прежде всего польского) барокко, но с той же охотой станет впитывать черты и приёмы всех новых европейских стилей — лишь бы поскорее и подальше уйти от надоевшей старины.
Именно тогда из Украины придёт новый тип храма «восьмериком на четверике» — каменный, ярусный, из ажурных полукружий, компактный, центрический, устремлённый ввысь. Тогда же Московию захватит причудливый, объёмный скульптурный декор — «флемская резь» в исполнении белорусских резчиков. Чуть позже из неё вырастет запрещённая пока круглая скульптура, но и тогда уже фасады храмов буквально усыпаны сочными плодами, виноградными лозами и гирляндами.
Мастера активно используют классический ордер — колонны, наличники, филёнки и гермы. В отличие от прежнего узорочья, в основе «тела» нового храма лежит стремление к ясности и логике.
«Итальянская жемчужина»
Перовский храм впитал в себя много популярных новинок и всё же оказался особенным. Ещё в 1517 году в московском Высоко-Петровском монастыре — родовой усыпальнице Нарышкиных — итальянец Алевиз Фрязин поставил маленький собор с посвящением Петру митрополиту. Прошло почти 200 лет, традиционно строившая «по образцам» Москва даже не пыталась скопировать лёгкие, изящные полукружия его стен и восьмигранный купол. Одержав победу над Милославскими, Нарышкины примут решение собор обновить. Вместо узких длинных бойниц сделают большие окна, украсят фасад росписью в стиле «флемской рези», поставят новый иконостас. Когда в 1690 году обновлённый собор торжественно освятили в присутствии царей-соправителей, московские дворянские фамилии «разглядели» его и полюбили.
Собор Петра митрополита среди других храмов Высоко-Петровского монастыря
Флемская резь — белорусская художественная резьба по дереву, популярная в храмах и дворцах Московии в XVII веке. Происхождение названия «флемская» точно неизвестно. По одной из версий, от немецкого Die Flamme―пламя (резьба покрывалась сусальным золотом и переливалась под светом). По другой, от der Flame — фламандец (похожая резьба встречалась в католических монастырях Фландрии).
Пётр Голицын испросил разрешение на строительство храма в Перове в том же 1690 году. Оконченная к 1705 году церковь Знамения станет первой в череде «наследников» нарышкинского собора. Правда, фасад своей церкви князь Пётр украсит куда богаче — по современной моде. Скульптурная «резь» здесь будет немного напоминать церковь его брата Бориса в усадьбе Дубровицы, над которой трудилась артель итальянских мастеров, прибывших в Москву с Доменико Трезини.
Декор, впрочем, едва ли не единственное, что роднит эти два храма голицынского барокко. Монументальная церковь Дубровиц при всей эпатажности вполне отвечала традиционному богослужению. Зато маленькая, больше похожая на капеллу перовская церковь стала идеальным местом для камерного общения с Богом — для той новой религиозности, которая стала ещё одним приобретением московского XVII века.
