На территории двух районов Москвы — Красносельского и Мещанского — богато отметилась в топонимике фамилия Сухарев: тут тебе и две Сухаревские площади, Большая и Малая, и Садовая-Сухаревская улица, и два переулка, и станция метро. Всё это в честь совершенно конкретного человека, стрелецкого полковника Лаврентия Сухарева, и его полка, сумевшего в конце XVII века принять политически правильное решение.
Царь-государь Пётр Алексеевич стрельцов не жаловал, что объяснимо: свидетелем двух стрелецких бунтов — 1682 и 1689 гг. — он был ещё подростком. Кровавый разгул, гибель дядьёв, угроза собственной жизни доходчиво показали ему, что стрельцы — масса тёмная, буйная и трудноуправляемая. Вместе с тем было ему ведомо, что не все стрельцы одинаковы, служили и такие, на которых он мог положиться.
Утро стрелецкой казни. Василий Суриков, 1881 год
Стрельцы, первое русское регулярное войско (середина XVI — начало XVIII веков), бывали московские и украинные; первые несли охрану столицы и составляли важную часть войска в походах против того или иного «супостата», вторые стояли гарнизонами по пограничным городам — в Смоленске, Киеве, Белгороде, Астрахани, Казани и прочих Путивлях и Валуйках. В Москве, где их было много (от трёх тысяч в самом начале при Иване Грозном до примерно 15–18 тысяч при Алексее Михайловиче и юном Петре), они делились на «приказы» (которые позже начнут называть полками). В 1680-е проведена унификация штатов, и в полках велено иметь по 1000 человек; впрочем, число колебалось в диапазоне от 600 до 1200. Каждый полк жил своей слободой, следы чего в московской топонимике видны не только в районе Сухаревки: Зубовская площадь, Левшинские, Каковинские и Колобовские переулки — из той же оперы. Слободы располагались у границ тогдашнего города, то есть примерно по нынешнему Садовому кольцу.
«Когда стрельцы с своим головой Пушешниковым в Низовский поход поймали и привезли в Москву бунтовщика Стеньку Разина, тогда признательный царь в знак своего благоволения к Пушешникову полку и усердия к приходской их церкви, принес ей в дар священные трофеи своего Виленского похода: вывезенные из православных и униатских церквей в Дубровне и Орше 1657 года местные образа, царские врата и серебряный потир…»
Иван Токмаков. «Полное историческое описание церкви Св. Живоначальныя Троицы, что на Листах, в Москве», 1884 год
Полк Лаврентия Панкратьевича Сухарева помещался у Сретенских ворот, в Стрелецкой слободе, занимаемой по меньшей мере тремя полками. У них имелась своя церковь — Святой Живоначальной Троицы на Листах; мы и сегодня видим её пятиглавье в конце Сретенки. Первоначально она была кладбищенской, но потом кладбища из города «выселили». Сюда же заселили созданный после чумы 1654 года, от которой погибло большинство московских стрельцов, полк под командованием Василия Лаврентьевича Пушечникова.
Знаменщик и стрелец Московского стрелецкого Левшина полка // Князь Иван Андреевич Хованский
Храбрый воин, он с полком славно проявил себя в Русско-польскую войну 1654–67 гг. в армии князя Ивана Хованского Тараруя, будущего предводителя бунта 1682 года. Не раз он бывал разбит, но неизменно оставался верен долгу. Особо отличился полк Пушечникова в июне 1660 года, когда потерял в жестокой битве, проигранной русскими воеводами, около 60% личного состава, но сохранил боевые порядки. Во время восстания Степана Разина Пушечников успешно действовал против мятежного атамана на нижней Волге, за что и был в итоге повышен сначала третьим воеводой в Астрахань, позже — вторым в Казань. Соответственно, полк вернулся в столицу без него и получил нового командира (а также награду в 150 тысяч кирпичей — тогдашние были гораздо тоньше нынешних — для завершения перестройки полкового храма).
Необходимо отметить и то, что некоторые современные исследователи полагают, что полк Сухарева не «потомок» полка Пушечникова, а сосед по слободе; отсюда якобы и путаница. Наша версия опирается на труды историков И. Ф. Токмакова и П. В. Сытина, но и они могли ошибаться.
Полк перешёл под начальство Фёдора Ивановича Янова по прозвищу Стефан или Степан (по другой версии, это был иной полк, соседи по слободе — см. врез). Мы знаем, что он любил роскошь. Донесения европейских послов упоминают его среди других стрелецких полковников, сопровождающих царя в 1675 году на богомолье: Янов ехал перед своим приказом в одежде, украшенной жемчугом, верхом на аргамаке, «у которого узда по истине вся серебряная с чепьми золотными, а повод шолковой с золотом перетыкан, седло красного бархату травчатого, а чапрак весь волоченого золота был». Об источниках благосостояния полководца можно догадаться по тому, что семью годами позднее во время бунта среди убитых стрельцами за присвоение их жалованья командиров будет и полковник Янов. Что касается личного состава, то шведский офицер Пальмквист, оставивший нам детальное описание формы большинства московских полков, описывает Янов полк так: верхний летний светло-синий кафтан с чёрными петлицами и коричневым подбоем, подпоясанный матерчатым кушаком из цветной ткани (цвет по приказам); шапка с малиновым колпаком и внизу с меховым околышем; жёлтые сапоги. Полковой прапор (штандарт) имел те же цвета, кроме малинового: кайма чёрная с жёлтыми наугольниками, середина синяя, крест жёлтый.
Московские стрелецкие полки имели номера, чем меньше — тем почётнее. При Пушечникове полк поднялся из второго десятка и занял восьмое место, при Янове числится уже седьмым. При Сухареве он станет вторым.
Такой стремительный «карьер» объясняется тем, что сухаревцы первыми из стрельцов в дни Стрелецкого бунта 1689 года, инспирированного теряющей престол царевной Софьей через главу Стрелецкого приказа Шакловитого, поддержали царя Петра. За это они были всячески пожалованы; сам Сухарев получил в дополнение к имеющимся поместьям около 120 гектаров земли и «30 рублёв». В 1692-м было начато строительство на месте старых Сретенских новых парадных ворот в форме высокой башни, которая сразу получила название Сухаревой. Впрочем, связано ли это с верностью стрельцов — доподлинно не известно, так как, вопреки устойчивому мифу, на притороченной к башне табличке по этому поводу ничего не говорилось.
Табличка на Сухаревой башне гласила: «Построены во втором Стрелецком полку по Земляному городу Сретенские вороты, а над теми вороты палаты и шатер с часами, а подле ворот по обе стороны караульный малыя палаты, да казенный анбар, а позадь ворот к новой Мещанской слободе, часовня с кельями к Николаевскому монастырю, что на Перерве, а начато то строение строить в лето 7200 (1692), а совершено 7203 (1695), а в то время будущего у того полку стольника и полковника Лаврентия Панкратьева сына Сухарева».
Как и в любой стрелецкой слободе, тут имелись полковая приказная изба (полковой штаб и канцелярия), а также лавки, поскольку стрельцы помимо жалованья в 4–5 рублей в год (довольно большие деньги в XVII веке!), «хлебного провиянту» и «сукна на платье» имели различные привилегии в торговле (например, курить вино и варить пиво по большим праздникам, не платя в казну пошлин). Никаких казарм-бараков: стрельцы были люди семейные и жили каждый своим хозяйством. Обычно строили в стрелецких слободах и богадельни для недужных и увечных; имелась такая и близь Сухаревой башни, на неё в 1730-е гг. отпускалось 22 рубля 47 копеек в месяц — полста человек вполне могли перебиваться не только с хлеба на квас.
В начале XVIII века со стрелецким войском в Москве будет покончено, даже лояльных разошлют по пограничным гарнизонам (в частности, в Астрахань, где они в 1705 году устроят последний в истории стрелецкий бунт) или «переоденут» в солдаты, а в Сухаревой башне разместят Школу математических и навигацких наук на 500 учеников. В её истории будет ещё немало славного и таинственного, но уже никак не связанного со стрельцами.
