Эпидемия чумы 1770–1772 годов в Москве принесла не только смерти и опустошение, но и политический кризис. Настойчивость врачей, решительность графа Орлова и немалые деньги помогли избавить Москву от моровой язвы, а заодно — подарили городу первый водопровод, который прошёл мимо села Медведково.
Смерть в Лефортово
Считается, что эпидемия 1770 года зародилась в Турции и пришла в Россию вместе с русской армией после Русско-турецкой войны. Распространение болезни пытались остановить в Киеве, поставив кордоны, но они оказались неэффективными. В декабре 1770 года заболевшие появились в Москве. По иронии судьбы первые случаи чумы были зафиксированы непосредственно в Московском генеральном сухопутном госпитале (сегодня — госпиталь имени Н. Н. Бурденко) в Лефортовской слободе: заболели несколько работников больницы, и она была полностью закрыта на карантин. За его время в госпитале было 27 случаев чумы, причём пять пациентов выздоровели. Казалось бы, распространения инфекции удалось избежать, но… Дальнейшее развитие истории пошло по самому неблагоприятному сценарию.
Скрывайся и таись
В марте 1771 года московская полиция получила информацию о том, что на Большом суконном дворе у Каменного моста люди часто умирают, а в ночное время проходят тайные погребения. Было проведено расследование, и работники фабрики даже указали на первого заболевшего и дом, где он находился. Признаки чумы были очевидны. Врачебная комиссия тем не менее сочла, что это эпидемия «гнилой горячки» — тифа, но не чумы.
Чума, или моровая язва — инфекция, которую переносят грызуны и насекомые. Заболевание поражает иммунную систему, лёгкие, сопровождается лихорадкой, приводит к быстрой смерти. Летальность в те времена, о которых мы говорим, составляла 95–100% — лечить чуму не умели.
В спорах о том, с какой болезнью врачи имеют дело, прошёл месяц. Надеясь избежать паники среди москвичей, часть докторов продолжали стоять на своём — в Москве гнилая горячка, а не моровая язва.
В карантине
В итоге факт эпидемии чумы признали, но время было потеряно. В 14 районах Москвы были организованы санитарные отряды, больных вывозили за пределы города в Угрешский и другие монастыри.
Чтобы предотвратить чуму, врачи рекомендовали уксусные обтирания и окуривание можжевеловым дымом. В уксусе вымачивались деньги, опечатывали и запрещали продавать товары, поступавшие из Турции. Ярмарки и базары вынесли за пределы Москвы, порядок на них контролировала полиция.
«Не находите ли Вы странным это сумасбродство, которое заставляет Европу всюду видеть чуму и принимать против неё меры, между тем как на самом деле она только в Константинополе <…> Я взяла свои предосторожности: всех окуривают до задушения».
Екатерина II — Вольтеру, декабрь 1770 г.
Из 14 городских застав были открыты только семь. Чтобы избежать заражения столицы, сообщение между Москвой и Петербургом было сокращено, выписывались специальные пропуска. Сворачивали свою работу государственные учреждения. Например, в Камер-коллегии осталось всего два чиновника, Сенат собирался два раза в неделю. Контроль за ситуацией «здравия» в Москве осуществлял генерал-поручик Пётр Еропкин, за медицинскую часть отвечал Афанасий Шафонский — главный врач Московского генерального сухопутного госпиталя.
Действие равно противодействию
Все усилия врачей и полиции наталкивались на полное неприятие со стороны москвичей. Традиционно болезнь рассматривалась в народе как кара божья, а вот больницы и лекари пугали. Горожане, не желавшие отправляться в изоляцию, прятали умерших, хоронили их тайком, выкидывали трупы из домов по ночам, отказывались отдавать вещи больных для уничтожения.
«Невозможно описать ужасное состояние, в котором находилась Москва. Каждый день на улицах можно было видеть больных и мёртвых, которых вывозили. Многие трупы лежали на улицах: люди либо падали мёртвыми, либо трупы выбрасывали из домов. У полиции не хватало ни людей, ни транспорта для вывоза больных и умерших, так что нередко трупы по 3-4 дня лежали в домах».
Доктор Г. Лерхе, очевидец
Вместо того чтобы отправляться в карантин (откуда, по слухам, не возвращались), люди убегали из своих домов и прятались в городе, распространяя тем самым болезнь. Умирало 1000 и более человек в день. Чума проникла и в дом Еропкина — заболели слуги, он сам просил Екатерину разрешить ему покинуть Москву. В сентябре 1771 года московский губернатор Пётр Салтыков уехал из города: ранее он подавал прошение об отставке, но не дождался ответа. На следующий день после его отъезда в Москве начался бунт, оставшийся в истории под названием «Чумного».
Бессмысленный бунт
На наружной стене Варварских ворот Китай-города издавна находилась Боголюбская икона Божией Матери. Около неё творили молебны в надежде на чудо. 26 сентября 1771 года архиепископ Московский Амвросий в надежде избежать скопления народа велел молебны прекратить, а икону убрать.
Тут же прокатился слух о том, что Амвросий якобы решил присвоить себе подношения, которые делались чудотворной иконе. Это было последней каплей для отчаявшихся горожан — толпа ворвалась в Кремль, начались погромы в Чудовом и Донском монастырях, Амвросий был убит. Люди требовали открыть бани, снять карантины, сдерживать их могли только угрозы бросить против бунтовщиков войска.
Положить конец беспорядкам было некому: Москва осталась без управления. На подавление бунта Екатерина отправила Григория Григорьевича Орлова.
Григорий Григорьевич Орлов — граф, генерал, фаворит Екатерины II — был выбран для отправки в Москву не случайно. Специальным манифестом императрица отправила Орлова в Москву «по довольно известной его ревности, усердию и верности нам и Отечеству». Полномочия его были неограниченными.
Пора решительных действий
Прежде всего Орлов разделался с бунтовщиками: велел арестовать около 300 участников Чумного бунта, 170 были сосланы, зачинщики убийства Амвросия — казнены. Но дальше надо было бороться с эпидемией. По распоряжению Орлова число больниц и карантинов увеличили. Свой родовой дом в Москве Орлов также отдал под больницу. Жалование врачей велено было повысить, больничным служителям из крепостных обещали вольную по окончании службы. Также было обещано помилование преступникам, работавшим в похоронных бригадах.
Типовой план, по которому устраивались карантины в 1771 г
Зная страх многих людей перед больницами, Орлов разрешил лечиться дома. Но тем, кто соглашался на госпитализацию, при выписке распорядился давать вознаграждение в 5 или 10 рублей. Для того чтобы горожане, которых чума не коснулась, как можно меньше перемещались по городу с риском подхватить инфекцию, Орлов организовал общественные работы: в городе шла очистка от мусора, отлавливали бездомных собак, расширялись городские рвы, насыпались валы. Всего на преодоление чумы пришлось потратить около 95 000 рублей.
В результате эпидемия пошла на убыль, и в ноябре 1771 года Орлов вернулся в Петербург. С момента начала эпидемии в Москве умерло около 60 000 человек. Указом от 15 ноября 1772 года Москва была объявлена «благополучною». Одной из причин, по которой эпидемия захватила Москву, было отсутствие современной системы водоснабжения. Когда моровая язва закончилась, Екатерина распорядилась начать строительство водопровода, который снабжал бы город родниковой водой. Трасса первого водопровода, который получил название Екатерининского, прошла мимо деревень Медведково и Тайнинское (Танинское), где также были ключи, из которых брали чистую воду. Так большая беда дала начало важным изменениям в жизни Москвы, а эпидемии чумы больше не повторялись.
Ростокинский акведук. Самое значительное сооружение Екатерининского водопровода
