Существует расхожий штамп: когда говорят о зданиях, знаковых для того или иного района, то называют их или «украшением», или «символом». Дом на Берсеневской набережной, он же Дом Правительства, первый Дом Советов, Дом ЦИК и СНК СССР, сложно назвать украшением — слишком он монументальный и строгий. Не является он и символом района Якиманка, когда-то бывшего ремесленной слободой. Скорее, он символ своего времени и истинный памятник одной из самых противоречивых эпох в истории. А для кого-то Дом на набережной — это просто дом.
Хотя сегодня уже сложно представить, что номенклатурный гигант, построенный для руководителей ЦК ВКП(б), наркомов и их заместителей, для героев войны и труда, для ученых и писателей, мог давать ощущение дома. Но поставив подпись под актом приемки квартиры, люди начинали здесь обживаться и делали это гулкое огромное пространство своим.
Вон из Кремля!
В первые послереволюционные годы в Москве, вернувшей себе статус столицы, жилье не строилось — не до того было. Максимально использовали то, что уже имелось, проще говоря, «уплотняли» квартиры состоятельных домовладельцев. Ввели нормы — сначала 10 кв. м на взрослого и 5 кв. м на ребенка до 12 лет. Потом сократили до 8 кв. м на одного жильца. За излишки надо было платить в двойном размере или жилтоварищество должно было найти квартирантов, недостатка в которых не было. К 1930 году средняя норма жилплощади на человека в Москве дошла уже до 5,5 м, за семьей с двумя детьми обычно закрепляли одну комнату.
Но все это, понятное дело, не относилось к власть предержащим. Для них изыскали особые фонды — поначалу переехавшие из Петрограда руководители молодого государства жили в гостиницах, в бывших аристократических домах, плотно заселили Кремль. К середине 1920-х «партийная и советская элита» занимала более 700 отдельных квартир и около 600 гостиничных номеров. К середине лета 1918 года только в Кремле жило более 1100 человек. Место было, конечно, престижное, но не особенно удобное — коридорная система, низкие потолки… В общем, все шло к тому, что для элиты надо строить отдельно.
В 1927 году специальная комиссия по постройке дома для членов правительства и ЦК партии приняла решение — стройку начать на правом берегу Москвы-реки. На «болоте».
Колосс на «Болоте»
Проектирование стратегического объекта поручили Борису Иофану, архитектору удивительной судьбы. Он родился в 1891 году в Одессе, учился там, потом в Петербурге, а в 1914 году уехал в Италию. Постигал премудрости архитектуры в мастерской Армандо Бразини, мастера противоречивого, которого одни обвиняют в безвкусице, а другие ценят как приверженца традиций. В 1924 году Иофан вернулся уже в совсем другую страну, где пришелся ко двору. Его стиль идеально соответствовал духу новой советской архитектуры: строить грандиозно и так, чтобы было ясно— сооружение является не просто домом, клубом, театром или пансионатом, а символизирует неразрывную связь с идеями коммунизма.
Иофан, что называется, «вписался». К примеру, именно по его проекту планировали воздвигнуть Дворец Советов, он спроектировал павильон СССР на Всемирной выставке в Париже (тот самый, который венчали «Рабочий и колхозница»), санаторий «Барвиха» в Подмосковье, здание института физической культуры, он же сделал первый эскиз высотки МГУ. Одной из самых известных его работ считается Дом на набережной.
Строить было непросто — недаром место назвали «болотом». Старые здания, кроме церкви Николая Чудотворца, снесли и в 1928 году начали делать фундамент. Почва здесь и правда была неустойчивая, поэтому дом стоит на нескольких тысячах свай и еще на бетонной подушке толщиной в метр. Чтобы уложиться в срок, Иофан попросил прислать технику с Волховстроя, трудились в 2–3 смены, рабочих перебрасывали с других объектов (в какой-то момент — до 850 человек). Дом хотели сдать к 1 ноября 1930 года, но даже стахановские темпы не позволили это сделать. Первые корпуса (с 4-го по 7-й) построили к февралю 1931 года. Остальное сдавали по частям до ноября 1932-го. В 1933-м приводили в порядок дворы, тротуары и набережную.
Стоимость строительства в итоге почти в два раза превысила первоначальный план — в 1928 году звучала цифра 14 млн рублей, к 1930-му было потрачено уже 24 миллиона, а после потребовалось еще 4 млн. Но и комплекс получился грандиозный, ведь по сути это был не дом, а целый маленький город на набережной. Помимо квартир тут имелись магазины, прачечная, парикмахерская, столовая, поликлиника, детский сад, почта, телеграф, сберкасса, спортзал, кинотеатр, клуб (а позже — театр). В общем, все, что нужно для счастливой жизни. Которая в этом доме для многих так и не наступила…
Дом на набережной, 2020 год // Двор Дома на набережной, 1954 год // Интерьер женского зала парикмахерской, 1930-е годы
Обычная жизнь необычного дома
Самое интересное — это как Дом на набережной выглядит внутри. В нем больше 500 квартир, самыми престижными считались 1-й и 12-й подъезды — отсюда открывался лучший вид. Кстати, 11-го подъезда нет, и конечно, вокруг этого факта тут же возникли легенды. Самая расхожая — на месте 11-го подъезда в стенах сделаны тайные проходы, чтобы спецслужбы могли прослушивать квартиры. Хотя, скорее всего, виной всему пожар, который произошел в 1930 году. Тогда горел еще не законченный корпус, и чтобы не отстать от сроков, пострадавшие площади не стали восстанавливать как отдельный подъезд, а распределили квартиры между 10-м и 12-м.
Квартиры в Доме на набережной — в основном от одно- до пятикомнатных, но есть и особенно элитные семикомнатные апартаменты площадью около 200 кв. м. Площадь квартир составляет в среднем от 100 до 170 кв. м. Правда, кухни архитектор спроектировал сравнительно небольшими. В квартирах имелись ванные, туалеты, мусоропровод, постоянно подавалась горячая и холодная вода. При этом в стенах предусмотрели отверстия для самоварных труб.
Квартиры жильцы получали сразу с обстановкой, которую тоже спроектировали в мастерской Бориса Иофана. К делу подошли капитально — мебель делали из дерева, обивали кожей. При заселении счастливые новоселы подписывали акт приемки «обстановки», где было отмечено все, каждый предмет мебели имел инвентарный номер. Соответственно, чтобы вынести что-либо из дома, тоже нужно было оформлять отдельный акт, для чего жильцам выдавались специальные бланки.
На обратной стороне акта приемки были напечатаны правила — не все жильцы представляли себе, как пользоваться благами цивилизации. В частности, в инструкции говорилось, что «нельзя бросать коробки в чашу унитаза», засорять раковины окурками и стучать по трубам.
Впереди целая жизнь…
Считается, что первым репрессированным в Доме на набережной стал Михаил Полоз, один из руководителей ВСНХ Украины, нарком финансов УССР, заместитель председателя бюджетной комиссии ЦИК СССР. Обвинен в попытке создать Украинскую буржуазно-демократическую республику, расстрелян в 1937 году.
Рассказывают, что первым мог стать Яков Бранденбургский, юрист, член Законодательной комиссии СНК СССР и Верховного суда СССР. По воспоминаниям дочери, Яков Натанович, вовремя узнавший о том, что он «в списках», симулировал психическое расстройство, смог получить инвалидность и умер, имея статус персонального пенсионера.
Покончили с собой, ожидая ареста, нарком авиационной промышленности Михаил Каганович, члены Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Лев Гольдич, Константин Пшеницын и Наум Рабичев, руководитель ТАСС Яков Долецкий. В 1990-е годы многие квартиры были проданы как престижное жилье. Часть помещений занимают офисы. В 1989 году в здании открылся музей «Дом на набережной».