По территории Ярославского района в XIX и начале XX века был проложен первый в России водовод «дальнего следования». Вода по нему шла в Москву не из ближней реки или озера, как было принято в Европе, а из великолепных мытищинских родников.
Допетровская Москва была «большой деревней» — скоплением просторных дворов и усадеб с одноэтажными домами, так что москвичам хватало воды из еще чистых московских рек и речек, прудов и колодцев.
«На всю Москву были только три колодца с чистой и здоровой водой: Андроньевский, Трехгорный и Преображенский. Но воду из них брать стоило весьма дорого, и хорошая вода за хорошим столом ценилась так же, как и хорошая брага».
Иван Кондратьев, «Седая старина Москвы», 1893 год
Но уже к началу XVIII века ситуация стремительно меняется. Многочисленные новые мануфактуры сбрасывали отходы производства (включая ядовитые — от кожевен и красилен) в ручьи и речки. Резко выросло число жителей — город стал тесным и грязным. Всего через полвека вода в Москве-реке, Неглинке, Яузе, прудах, да и колодцах стала совсем скверной. Хуже всего было в половодье, когда водоемы смердели от разной дряни, накопившейся за зиму и смытой вместе со снегом.
Эпидемии вспыхивали ежегодно, в 1771 году чума унесла жизни почти 1/5 жителей Первопрестольной и вызвала кровавый бунт, с трудом подавленный гвардией во главе с самим Григорием Орловым. Екатерину II, однако, занимали величие империи, присоединение земель, захват Крыма, экспорт сырья, усмирение бунтующих подданных, обогащение фаворитов да различные торжества — до болеющих москвичей ли тут… Лишь в 1778 году она, наконец, разрешила провести «самотечный водопровод» к центру Москвы от чистых и изобильных мытищинских источников.
Проекта Бауэра
Для разработки проекта водопровода привлекли одного из лучших тогда в России инженеров — Фридриха Вильгельма Бауэра. Тот определил смету в 1,1 млн руб. при 9-летнем сроке строительства. Смету эту императрица утвердила, а для строительства прислала солдат. «Проект о проведении воды в столичный город Москву, исполненный генерал-поручиком фон-Бауэром июня 24 дня 1780 года» предусматривал строительство 22-верстового самотечного водовода от мытищинских родников до Трубной площади. Сам водовод планировался в виде кирпичной галереи-тоннеля шириной 3 фута и высотой 4,5 фута с арочным перекрытием. Галерея эта, поднимаясь на насыпи в низинах и уходя под землю на возвышенностях, должна была иметь постоянный уклон 1 фут на версту.
В Мытищах вода собиралась из десятков ключей в кирпичные бассейны, оттуда — по глиняным трубам в основную галерею водовода и дальше текла в Москву. Через каждые 100 саженей в галерее размещались вентиляционные окна, а в нескольких местах — сливные каналы на случай переполнения.
По пути в Москву водовод должен был пересечь речки Ичку и Тростянку, а Яузу — даже дважды. Над Ичкой и Тростянкой вода шла по однопролетным акведукам из кирпича — они простояли почти сто лет и были разобраны в конце XIX века. Пересечение еще узкой Яузы возле Больших Мытищ устроили с помощью «сифона»: вода скапливалась в кирпичном колодце на одном берегу реки, уходила в уложенные под дном трубы и по закону сообщающихся сосудов заполняла такой же колодец на другом берегу, откуда и текла по галерее дальше.
Осмотревшая построенный в 1785 году акведук Екатерина II восхищенно писала: «Самая лучшая постройка в Москве — несомненно Ростокинский водопровод, он с виду легок, как перо… к тому же он весьма прочен»
Второе же пересечение с Яузой возле села Ростокино потребовало строительства уникального для России сооружения: акведука-моста шириной в 3,5 м, длиной больше 300 м и высотой около 20 м, опирающегося на 21 полукруглую арку-пролет. Длинные береговые опоры моста и основы пролетов сделали из бутового и дикого камня, облицованного известняком. Арки и опоры пролетов — из облицованного им же кирпича. Устои и основы арок защитили каменными округлыми выступами волно- и ледоломов. По 3-футовой ширины искусственному руслу, заключенному между двух 4-футовых кирпичных парапетов моста, вода должна была «самоходом» перетекать с одного берега Яузы на другой. Это великолепное сооружение недавно было отреставрировано — на него можно полюбоваться в парке в соседнем Ростокинском районе.
Указ Екатерины II о строительстве водопровода // Генерал-поручик инженер Ф. В. Бауэр (1731–1783)
Гладко было на бумаге
Проблемы у будущего водопровода возникли уже при привязке плана к местности — не было ни приборов, ни технической литературы, так что единственный в Москве нивелир и тома французской Architecture Hydraulique казна выкупала у профессора Ивана Роста. Руководивший привязкой Ф. И. Медер не разбирался в геодезии, и всю работу пришлось переделывать.
Не был запущен кирпичный завод — кирпич и камень на стройку брали, ломая стены Белого города. Солдаты — предшественники советского стройбата — получали 8 копеек в день, в несколько раз меньше вольнонаемных строителей, и работали соответственно: уложенный ими в новую кладку водовода старый кирпич трескался от перепада температур, размывался водой, выкрашивался.
Но главная беда, погубившая первый в Москве полноценный водопровод, коренилась в самом проекте: Бауэр не учел долгостроя. Дно водовода решили сделать деревянным — ведь дешевое и легкодоступное дерево в воде не гниет, а «каменеет». Но от монтажа до пуска воды тянулись годы, и в пустых сырых галереях ничем не пропитанные доски настила очень быстро сгнивали и разваливались.
Возможно, эту проблему можно было бы решить на начальном этапе, будь Бауэр в Москве. Но он сидел в Петербурге и лишь слал указания, а фактически работами занимались его подчиненные — офицеры из «Комиссии производимых в пользу города Москвы водяных работ». Они же указать начальству на ошибку не решались: генерал был нрава крутого, и рисковать немалой прибавкой к жалованию за «водные работы» господа офицеры не хотели. Когда же в 1783 году Бауэр умер, прежнее молчание грозило им уже судом и Сибирью, так что бессмысленные работы продолжались, и четыре года спустя водовод дотянули почти до Москвы. Осталось провести галерею через Сокольники, Каланчевское поле и подле Сухаревой башни, а также развести воду по городу: построить водонапорное здание, резервуары-фонтаны и протянуть к ним трубы. Однако деньги кончились — слишком много ушло на непрерывный ремонт, к тому же началась очередная война с Турцией.
Строительство замерло почти на 10 лет. Лишь осенью 1804 года вода наконец пошла по новому водоводу — по галерее до бассейна на Трубной, а оттуда по чугунным трубам до нескольких фонтанов. «Вода свежая здоровая уже поит всех жителей московских, имевших в ней всегдашний недостаток», — восторгался «Вестник Европы».
«Невозможно бует то искоренить, что упущено из виду при заложении сего канала, не перестроя сей канал изнова».
Директор водопровода Ф. С. Заге фон Лауренберг, 1814 год
Но уже через несколько лет от этих восторгов не осталось и следа: оказалось, что в бассейн на Трубной поступает вовсе не извлекаемые в Мытищах 330 тысяч ведер воды в сутки, а едва 40 тысяч. Мало того, мытищинская вода вообще не доходит до Москвы, а просачивается в землю через сгнившее дно, трещины и щели скверной кладки галерей, зато в болотистых Сокольниках рассыпающиеся галереи заполняет грязная вода, которую «обыватели употребляют только при полной невозможности достать другую».
Алексеевская насосная станция, 1892–1905 годы
Реставрация и перестройка
250-тысячной теперь уже Москве требовалось экстренное решение. Точечные меры не спасали, и в конце 1820-х годов началась радикальная реконструкция последней части водовода: вместо обвалившейся галереи провели чугунные трубы, вода в которые закачивалась на паровой насосной станции в селе Алексеевском. Новый 7,5-километровый участок трассы подводил воду прямо к Сухаревой башне, второй этаж которой был превращен в водонапорный резервуар. Оттуда вода самотеком расходилась (тоже по чугунным трубам) к старому резервуару и водопроводу на Трубной и к новым фонтанам — на Лубянке, Варварке, Театральной, Воскресенской площади. Но и этого оказалось недостаточно — галерея рассыпа́лась на всем протяжении. К тому же естественное наполнение резервуаров ключами в Мытищах заметно ослабло — к началу 1850 годов водопровод давал едва по 3 литра в сутки на москвича.
В 1853 году за реконструкцию всей линии водопровода взялся его новый директор — 40 летний Андрей Дельвиг, брат поэта-декабриста и будущий гений российской инженерии, генерал и сенатор. Он изменил систему забора воды из мытищинских источников на паровую водокачку, от которой вода пошла уже не по дну галереи, а по уложенным в ней чугунным трубам — до соединения с уже обновленным сокольническим участком. Мощность Алексеевской насосной станции была удвоена, появилась параллельная труба от нее до Сухаревой башни, также снабженной вторым резервуаром. Общая длина городской водораспределительной сети приблизилась к 50 км, появились два новых закрытых резервуара, два десятка новых фонтанов и первые в Москве пожарные колодцы. С окончанием работ в 1858 году по Мытищинскому водопроводу в Москву подавалось уже больше 6 млн литров воды в сутки — был наконец снят запрет на водоснабжение частных домов. Одно лишь строительство стоило городу почти 2 млн рублей — для их возмещения был повышен налог на недвижимость. В 1870-х, когда после Великой реформы земля в районе мытищинских родников перешла в собственность местных крестьян, те сдали ее в аренду для добычи камня. Опасаясь истощения главного источника чистой воды в городе, московское самоуправление было вынуждено выкупить эту землю — больше 100 десятин.
Для нового водопровода в начале 1890-х был построен кирпичный акведук через Ичку — на месте пересечения Ярославского шоссе с МКАД. Шедевром он не был, однако представлял исторический интерес. Как бы то ни было, в число памятников истории и культуры он не вошел, что позволило «в рабочем порядке» взорвать его при строительстве развязки МКАД в 1997 году.
С освобождением крестьян население Москвы стремительно росло, появилось множество новых предприятий, и к концу 1880-х мощности «дельвиговского» водопровода стало явно недостаточно 800-тысячному городу.
Андрей Иванович Дельвиг. И. Репин, 1882 год // Architecture Hydraulique. Париж, 1737–1751 годы
Новый Мытищенский
После фундаментальных исследований, проведенных под руководством Владимира Шухова (автора ажурной башни на Шаболовке), и долгих споров городское самоуправление, а потом и правительство одобрили разработанный начальником московского водоснабжения Николаем Зиминым проект прокладки от тех же Мытищ нового водопровода — мощностью уже 1,5 миллиона ведер в сутки. В этом построенном в начале 1890-х годов водопроводе вода с помощью паровых насосов извлекалась из пятидесяти мытищинских скважин 30-метровой глубины, пробуренных в линию параллельно Яузе через каждые 12 метров. Потом она прогонялась под напором по 60-сантиметровым трубам, проложенным по спрямленному маршруту к Ростокинскому акведуку и новому резервуару у Алексеевской, емкостью около 4 тыс. куб. м. Оттуда следующим комплексом паровых насосов вода поднималась в две водонапорные Крестовские башни с резервуарами прочти по 2 тыс. куб. м каждая. Строительство Крестовских башен по проекту Максима Геппенера полностью профинансировал из личных средств тогдашний городской голова Николай Алексеев — кузен Станиславского. Башни украшали Крестовскую заставу (ныне — Рижская площадь), пока по указанию Сталина их не снесли в 1939 году. От Крестовских башен через обновленную сеть труб длиной до 108 верст и пропускной способностью в 5 млн ведер в сутки мытищинская вода расходилась по московским домам. «Дельвиговский» водопровод был закрыт, а от прежних сооружений Бауэра остались лишь полуразрушенные галереи да Ростокинский акведук.
