Нынешний Ярославский район сформировался на месте деревень, стоявших вдоль Троицкой дороги — то есть дороги в Троице-Сергиеву лавру. В XVIII веке одна из этих деревень, мыза Раево, стала промежуточной остановкой для императрицы Елизаветы и ее свиты.
В своих записках супруга великого князя Петра Федоровича, позже ставшая императрицей Екатериной Великой, подробно и без каких-либо прикрас описывала и свой быт, и свои обиды. Место с ангельским названием Раево стало для нее в 1749 году не самым приятным пристанищем.
Царствующая императрица Елизавета Петровна всегда отличалась набожностью — крестные ходы, богомолья были обычным времяпрепровождением для ее двора. Государыня регулярно отправлялась пешком молиться в какой-нибудь монастырь, чаще всего это была Троице-Сергиева лавра. Собственно, статус лавры древний монастырь получил именно благодаря Елизавете: летом 1742 года императрица издала соответствующий указ. Затем в 1744 году назначила настоятелем лавры Арсения Могилянского, своего духовника и придворного проповедника. И через пару месяцев подтвердила грамоты Троице-Сергиевой лавры на владение окрестными землями.
«…Нам тоже велели направить путь к Троице, и мы поселились на этом пути, в одиннадцати верстах от Москвы, на очень маленькой даче, принадлежавшей Чоглоковой и называвшейся Раево. Все помещение состояло из маленького зала среди дома с двумя маленькими комнатами по бокам; разбили палатки вокруг дома, где разместилась вся наша свита. У великаго князя была одна палатка, я занимала одну маленькую комнату, Владиславова другую; Чоглоковы были в остальных палатках; обедали мы в зале. Императрица делала пешком три-четыре версты, потом отдыхала несколько дней. Это путешествие продолжалось почти все лето».
Из мемуаров Екатерины II
Богомолье обставлялось со всей возможной торжественностью. За императрицей отправлялась из Петербурга вся ее свита. А потом Елизавета шла пешком до самой лавры. Правда, с некоторыми оговорками. Карета довозила государыню до определенного места, Елизавета шла пешком версту-две-три, потом садилась в карету и возвращалась во дворец. На следующий день карета привозила ее в финальную точку, и история повторялась.
Портрет Екатерины Алексеевны в охотничьем костюме. Георг Кристоф Гроот, 1740-е годы; Император Петр III. Л. К. Пфандцельт, 1761 год; Портрет императрицы Елизаветы Петровны. В. Эриксон, 1757 год
Но не стоит думать, что весь елизаветинский двор проводил время в комфорте. Екатерину привело в ужас отведенное ей место. Будущая императрица подробно описывает весну и лето 1749 года. Сначала Елизавета отправилась в подмосковное имение Перово к своему фавориту (и, как считалось при дворе, венчанному мужу) Алексею Разумовскому. Туда же прибыл и великий князь Петр Федорович со своей женой Екатериной.
Екатерина ужасно скучала, ее муж проводил все время на охоте. Но испытания были впереди. Елизавета затеяла очередное богомолье, сама отправилась во дворец в Покровском, а Екатерину поселила в Раеве. Екатерина с удивлением и благодарностью описывает визиты в Раево Кирилла Разумовского, младшего брата елизаветинского фаворита. Тот каждый день проезжал несколько десятков верст из своего имения, чтобы повидать Екатерину и великого князя. Спустя много лет он со всей возможной галантностью объяснял, что был влюблен в будущую императрицу и ради этого был готов, как выражается Екатерина, «приезжать делить скуку и нелепость нашего пребывания в Раеве».
Скука, ничего, кроме скуки. «В течение почти всего лета, по крайней мере во время пребывания в Раеве и по дороге в Троицкий монастырь, я видела великого князя почти только за столом и в постели; он ложился после того, как я уже спала, и уходил раньше, чем я просыпалась; остальное время почти все проходило в охоте и в приготовлениях к охоте», — жалуется Екатерина. Не намного увлекательнее и за пределами Раева: «Мы провели Петров день в Троицком монастыре и так как в этот день после обеда великому князю нечем было заняться, он придумал дать бал у себя в комнате, где, однако, были только он, два его камердинера и две женщины, которые были со мной и одной из которых было за пятьдесят». Ее единственное общество — графиня Чоглокова, кузина императрицы Елизаветы. Екатерина ее не любит и побаивается, но старается угодить и демонстрирует свою дружбу.
Императрица Елизавета не упускала случая проявить свой крутой нрав. Время от времени она вызывает к себе в разные подмосковные дворцы великого князя с супругой и делает замечания. Екатерина с горечью описывает, как Елизавета корит ее за простонародный загар: «Так как всю весну и часть лета я была или на охоте, или постоянно на воздухе, потому что раевский дом был так мал, что мы проводили большую часть дня в окружавшем его лесу, то я приехала в Братовщину чрезвычайно красной и загоревшей. Императрица, увидев меня, ужаснулась моей красноте и сказала мне, что пришлет умыванье, чтобы снять загар». Еще один эпизод случился в Софьине, где Елизавета при всех битый час распекала управляющего имением за то, что тот не следит за порядком — на охоте не было зайцев. Императрица рассказывала о своей бережливости, о том, как надо вести хозяйство, помянула недобрым словом Анну Иоанновну. Вот и все развлечения. Пребывание в палатке, прогулки по лесу, теснота и неудобства не могли не привести к печальному результату. Лето было не самым погожим, и Екатерина заболела.
Царский поезд на богомолье. В. Н. Аралов, 1971 год
«Дорогой у меня страшно разболелись зубы; погода становилась холодной и сырой, а в Раеве едва можно было укрыться. Брат Чоглоковой, граф Гендриков, который был дежурным при мне камергером, предложил сестре немедленно меня вылечить; она мне сказала, я согласилась попробовать его средство, которое мне показалось пустячным или, вернее, вполне шарлатанским: он тотчас же пошел в другую комнату и принес оттуда очень маленькую бумажную трубочку, которую велел жевать больным зубом; едва я сделала то, что он мне сказал, как зубная боль моя стала такой сильной, что я должна была лечь в постель; у меня сделалась сильная лихорадка и такой жар, что я стала бредить. Чоглокова, испуганная моим состоянием и приписывая его средству своего брата, побранилась с ним; она не отходила от моей постели всю ночь и послала сказать императрице, что ея дом в Раеве никоим образом не годится ни для кого, кто был так тяжко болен, как ей думалось, я была больна; она так хлопотала, что на следующий день меня совсем больную отвезли в Москву».
Екатерина болела и осенью. Едва ушла зубная боль, как пришла простуда, полученная во время путешествия в Воскресенский монастырь, где Елизавета Петровна праздновала свои именины. А потом, уже зимой, выяснилось, что крупные неприятности все в том же Раеве преследовали и великого князя Петра Федоровича. Екатерина все удивлялась печальному виду своего мужа — дескать, что его могло расстроить, если ничем, кроме охоты и воспитания своих собак, он не занимался. Выяснилось, что на охоте Петр Федорович подружился с поручиком Бутырского полка Асафом Батуриным — человеком, как выражается Екатерина, «всюду известным за большого негодяя». Поручик долго подбирался к великому князю, а потом бухнулся ему неожиданно в ноги и поклялся не признавать никакого другого государя, кроме него. Петр испугался, каким-то образом отделался от Батурина и больше его не видел. И свидетелей их встречи не было. Но потом, спустя некоторое время, великий князь выяснил, что Батурина арестовали за государственную измену. Его страх был объясним — если бы Петра Федоровича хоть каким-то образом заподозрили в попытке узурпации престола, ему бы пришлось нелегко. Асаф Батурин был арестован как раз за попытку организовать заговор в пользу великого князя, но обошлось: никто всерьез не подумал, что Петр Федорович так торопится занять трон. Через 11 лет он и правда стал императором, затем был свергнут собственной женой. А в Раево Екатерина больше не возвращалась — и неудивительно.
