Красносельский район богаче других на сталинские небоскрёбы: их там два, и расположены они почти рядом друг с другом.
Высотками Москва отметила своё восьмисотлетие. В январе 1947-го, обсуждая грядущий юбилей, Сталин заговорил о реконструкции Москвы, которую прервала война. «Ездят у нас в Америку, а потом приезжают и ахают — ах, какие огромные дома! Пускай ездят в Москву, так же видят, какие у нас дома, пусть ахают». В сентябре 1947-го, прямо в день празднования, их и заложили. Восемь — одну не построили.
За основу высотных проектов взяли великий советский долгострой, Дворец Советов, который с 1922-го навязчивым призраком реял на месте снесённого храма Христа Спасителя да всё никак не мог материализоваться. Решили, что новые высотки станут таким опоясывающим кордебалетом солисту, чтоб эффектно подчёркивать его полукилометровую стать.
И когда кордебалет расставили по местам, в нынешнем Красносельском районе могли бы прищёлкнуть пальцами и крикнуть: «Бинго!» — из восьми (а как позже станет понятно, даже из семи) новинок ему достались сразу две. В полукилометре друг от друга должны вырасти административно-жилое здание у Красных Ворот и гостиница «Ленинградская». Последняя со спецзаданием: не столько поддерживать того плохого танцора, что в центре города, сколько поражать взоры приезжих. Фасадом гостиница обратится к Комсомольской площади, которая, с её тремя вокзалами, носила тогда звание «главных ворот столицы».
К приезжим у столичных властей всегда особое отношение. То ли впрямь их любят, то ли любят их троллить, не разберёшь. Купеческая эта спесь никакими революциями и перестройками из Москвы не вытравливается — сами будем в чёрных комнатах неприбранные на сухарях сидеть, а перед заезжими закатим пир и порвём два баяна. Всё-то думаем, как бы гостей потрясти поосновательней, как бы лишить дара речи да надолго.
В этом смысле функция гостиницы «Ленинградская» тождественна функциям нынешнего пластикового московского изобилия, неожиданных вазонов на уличных фонарях, внезапных свадебных арок, что караулят за углом служащего, деловито спешащего сквозь кокетливые кущи на деловую встречу.
Конференц-зал гостиницы «Ленинградская»
Функция тождественна, не тождественно качество. Архитектор «Ленинградской» — Леонид Михайлович Поляков, воспитанник ленинградской же Академии художеств, где учился у Леонтия Бенуа и Ивана Фомина, человек фундаментального художественного образования и такта, за спиной имел постройку академии РККА им. Фрунзе на Девичьем поле, в работе были синяя «Арбатская», ставшая самой большой станцией московского метро, и весь Волго-Донской канал — вот когда, на самом деле, надо было заказывать Верди «Аиду».
Спецзадание Полякову — «на поражение» — было, однако, коварным. «Ленинградская» — единственная из высоток, которая не подчиняет себе окружающий ландшафт, а отражает его, венчает. Она швейцар в этой всесоюзной прихожей, площади трёх вокзалов, и до неё обустроенной титанами отечественного зодчества. С ансамблем вокзалов, а на самом деле разноголосицей, Полякову предстояло вступить в сложный диалог. И можно отчётливо видеть, что щусевская вокзальная стилизация казанской башни Сююмбике перепета теперь и Поляковым в шпиле «Ленинградской». Но это только начало.
Приезжий, безусловно, будет — как и заказывали партия с правительством — сражён наповал уже на пороге. Сам по себе вход как в терем: резная дубовая дверь, а за ней сводчатые расписные потолки, золотой орнамент на синем фоне, кремлёвский Теремной дворец, и только! За первым залом второй, их разделяет воздушная решётка, копия таковой из Верхоспасского собора Московского Кремля. Выход к лифтам утопает в лепном великолепии, словно тебя сейчас натурально вознесут в рай. И штука в том, что это воплощение вечного блаженства зиждется на совершеннейшем геологическом аду.
Холл гостиницы «Ленинградская»
15 лет назад здесь уже намучились строители станции метро «Комсомольская». Севернее Ярославского вокзала брала начало речка Ольховка (Чечёра), правый приток Яузы. Маленькая, но с норовом, она плодила по пути разнообразные пруды да болотца, периодически разливалась и нарушала железнодорожное сообщение. За что была заключена городом в трубу. Но куда денешь подземные ручейки и ключи, подпитывающие коварную речку! С ними и встретились метростроевцы. Грунт, с которым пришлось работать, имеет характерное название «плывун». Жижа, а не твердь. Участок огородили подземной стеной — вбили шпунт, и под защитой этого шпунта уже сделали котлован для будущей станции. И так уходили под землю, пока за оградой плескались грунтовые воды, а речка Ольховка висела над головами проходчиков в трубе. Она просто подводная лодка, эта станция «Комсомольская». А теперь к ней предстояло добавить какую-то буровую платформу. Опять пошёл в ход шпунт, опять за стеной котлована бушевала стихия. Леонид Поляков назначен на «Ленинградскую» ещё и как главный архитектор Гидропроекта, потому что эта высотка практически гидросооружение, она построена как дома в Венеции: на десятиметровых сваях количеством 1400 штук.
Ещё затейливей придумали соседи у Красных Ворот. Наверное, самая строгая московская высотка. Где положено — герб, где положено — звезда; словно ушедшая гулять Спасская башня. Даже если не знаете, кто её автор, догадаетесь, когда зайдёте внутрь. Тут поражать никого не надо, здесь люди будут просто работать. Никаких росписей и лепнин, просто матовые полосы нержавейки. И ни с чем их не перепутаешь. Да, как на «Маяковской», всё те же каркасы долгопрудненских дирижаблей. Автограф создателя, который у «Маяковской» и у высотки Красных Ворот один — Алексей Николаевич Душкин. Было бы странно, если бы автор самых ярких станций метро (кроме «Маяковской», ещё «Кропоткинская», «Площадь Революции», «Новослободская») обошёлся бы без метро в своей высотке. Прямо внутри неё Душкин решает делать второй вход на станцию «Красные Ворота», залегающую под Садовым кольцом, а то бегают через дорогу и попадают под машины. Чтобы сделать эту станцию, метростроевцы прошли 14-метровый слой плывунов, выдохнули в пласте юрской глины и нырнули ниже, в 15-метровую толщу водоносных известняков. Теперь этот путь предстоит пройти команде Душкина.
Тут возникает волшебное советское слово — «сроки». На последовательную работу — сначала метро, потом небоскрёб — времени нет. Душкин будет строить в двух противоположных направлениях: вверх и вниз.
Летом 1950-го на площади Красных Ворот демонстрируют смертельный номер: отвесный котлован глубиной 24 метра, а на его бровке ажурный каркас дома в 24 этажа. Это инженер Красных Ворот Виктор Абрамов нашёл выход. С капризным грунтом решили не церемониться, а просто заморозить. Метод успешно применялся в строительстве метро, но чтоб ещё и высотный дом наверху — такое впервые в мире. Разработчик «ледовой проходки» Яков Дорман просто жил в этом котловане, не сводя глаз с 230 скважин, по трубам которых аммиачные компрессоры гоняли хлористый кальций, его так и называли — «рассол». Результат — в июльский зной температура стен котлована около минус 26. Во втором акте строительного триллера ажурный каркас 24-этажного дома монтируют с известным наклоном. Наклон был известен инженеру Абрамову, поскольку он произвёл умопомрачительные расчёты, основанные на школьном знании курса физики. Вода при замерзании расширится, значит, расширится и грунт, на котором строится высотка. И будет давить ей, так сказать, на левую заднюю пятку. Зато потом, когда всё оттает, эта пятка провалится и вся конструкция накренится. Так вот инженер Абрамов высчитал, что подъём фундамента при заморозке составит 50 миллиметров, общий перекос — 70 миллиметров, и если строить строго горизонтально, то, когда оттает, высотка покосится на 16 сантиметров. Потому строят не с наклоном, а с контркреном в эти самые 16 сантиметров.
Когда закончили с вестибюлем метро, по тем же трубам пустили тот же рассол, теперь — подогретый. Здание приняло подобающее положение, которого и придерживается до сих пор.
Создатели высоток стали лауреатами Сталинской премии — методы строительства были уникальными, штучными, однако, как ни парадоксально, именно они дали множество решений для строительства индустриального, массового. Но, вставшие на закате сталинской эры, со сменой эпохи они впали в немилость.
Печально знаменитое постановление ЦК КПСС «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» представило достижения и Алексея Душкина, и Леонида Полякова в ином свете. Первого ругали за создание «вокзалов-дворцов» — известных каждому советскому отпускнику белоснежных воздушных зданий в Сочи и Симферополе, символов начинающегося счастья. Леонид Поляков был разгромлен за высотку — за гостиницу «Ленинградская». Постановление отмечало, что «площадь номеров в этой гостинице составляет всего лишь 22 проц. общей площади. Во внутренней отделке помещений допущена чрезмерная, ничем не оправданная роскошь (позолота и роспись потолков <…> декоративные позолоченные решётки и т. д.)». И может, только резонное замечание незыблемого Анастаса Микояна — «Мы же сами давали им эти задания» — избавило архитекторов от совсем великой беды. Карьера так или иначе оборвалась, Леонида Полякова лишили Сталинской премии, но никого не смогли лишить доброго имени — постановления тут бессильны.
