Трагический герой драмы 1812 года
В 1962 году в Москве прошла новая волна переименований. Некоторые из них были приурочены к юбилею — 150-летию Отечественной войны 1812 года. Так на карте Филёвского Парка появилась улица Барклая, прежде носившая название Фильского шоссе.
И долго, укреплён могущим убежденьем,
Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
И на полупути был должен наконец
Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко, —
И в полковых рядах сокрыться одиноко.
Сейчас уже нет никаких споров, был прав Барклай с самого начала войны или нет. Полководцу воздали почести ещё при жизни, он был возведён в графское достоинство и считался не меньшим героем, чем Кутузов и Багратион. Но Пушкин, как и все современники войны 1812 года, хорошо помнил ту несправедливость, которую сложно загладить титулами и орденами. «Не завлечение Наполеона затруднило Барклая-де-Толли, но война нравственная, — война мнения, обрушившаяся на него в недрах отечества», — писал Сергей Глинка. В мемуарах, созданных уже по прошествии многих лет после войны, постоянно встречается та же виноватая интонация — дескать, Барклай оказался прав, но его не поняли и травили. Заблуждение было действительно всеобщим. Генерал Михаил Богданович Барклай-де-Толли никогда не пользовался популярностью ни при дворе, ни в народе. Холодное обращение, педантичность и, главное, иностранное происхождение — всё это позволяло недоброжелателям без каких-либо усилий настроить общественность против Барклая. Любопытно, что, в отличие от того же Л. Л. Беннигсена, Барклай-де-Толли начал службу в русской армии, а не какой-либо другой, и отдал всю свою жизнь и карьеру именно русской военной службе. Он брал Очаков, воевал со шведами и поляками, отличился и был тяжело ранен при Прейсиш-Эйлау. Как военный министр генерал должным образом подготовил армию к войне с Наполеоном.
Но всё это оказалось неважно в 1812 году. После начала «скифской войны», отступления русской армии в глубь страны травля Барклая-де-Толли приобрела организованный характер. Самым неприятным был конфликт с командующим 2-й Западной армией князем Багратионом: «Я должен был льстить его самолюбию и уступать ему в разных случаях против собственного своего удостоверения, дабы произвести с большим успехом важнейшие. <…> Несмотря на то, думал я, что в полной мере достиг своей цели; но впоследствии удостоверили меня в противном, ибо дух происков и пристрастия скоро открылся; обидные суждения и неблагопристойные слухи, с намерением распространяемые в Петербурге, также восприяли своё начало присоединение армии».
Это само по себе удивительно: военный министр и главнокомандующий вынужден из-за общего неприятия своей персоны уступить место более популярному полководцу Кутузову и пишет горькое оправдательное письмо императору. Не только Багратион пестовал в армии «дух происков и пристрастия»: «Сам начальник моего главного штаба, человек с достоинствами, но ложный и интриган, единственно из лести к некоторым вышесказанным особам, к его императорскому высочеству, князю Багратиону совершенно согласовался с общим поведением». Начальник штаба — это генерал А. П. Ермолов, который последовательно травил Барклая, составляя настоящие доносы А. А. Аракчееву и другим. Все идеи Барклая-де-Толли воплотил в жизнь Кутузов. На совете в Филях он поддержал военного министра и оставил Москву Наполеону. Но Барклай всё равно был гоним и вскоре подал в отставку. Только в 1813 году его настигло заслуженное признание. Барклай получил в подчинение армию, дошёл до Парижа, стал графом и фельдмаршалом. В декабре 1815 года те же генералы и придворные, которые отворачивались от него тремя годами ранее, триумфально встречали его в Петербурге.
