В 2017 году в Тверском районе, на месте, где когда-то стояла гостиница «Россия», появилась новая достопримечательность. В самом центре мегаполиса возник парк «Зарядье», который красиво называют «Парк настоящего будущего». О том, как он создавался, рассказывает главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов.
В августе 2012 года меня назначили на должность главного архитектора Москвы, и уже 3 сентября я получил первоочередные поручения. Самым главным было как раз «Зарядье». Тогда-то мы и решили, что эта площадка требует совершенно невиданного и неслыханного для Москвы подхода.
Это в мировой практике проведение конкурсов и выбор победителя через международное жюри — вещь обыденная, а у нас этого долгие годы не происходило. Мы знаем по опыту Манежной площади, как раньше решались подобные проблемы. Были некие «придворные» архитекторы, которые по умолчанию брали такие площадки и делали там некий дизайн, хорошо, как они считали, принимаемый публикой. На самом же деле никакая публика никогда эти проекты хорошо не принимала. А мы решили провести конкурс. И в основу технического задания легли два ключевых требования.
Во-первых, контакт с водой. Площадка находится на самом берегу реки. Но на тот момент из «Зарядья» воды даже не было видно, стоя там, где сейчас находится парк, вы сразу натыкались взглядом на другой берег. Смотришь по карте — прямо перед тобой река. Поднимаешь глаза — а реки-то нет. Поэтому нам было важно, чтобы «Зарядье» стало тем «шарниром», который соединит центр города через Красную площадь с набережной.
Второй важный момент: что это место будет говорить про нашу страну? Идеологическая нагрузка была гигантская. Проект должен был рассказывать про Москву и про Россию, а не просто быть интересным с точки зрения дизайна.
А судьи кто?
На нас тогда оказывалось гигантское давление: мы были завалены письмами с советами, как именно мы должны реализовать этот проект. Предложения в основном вращались вокруг восстановления Китайгородской стены, установления бюстов царей, двуглавых орлов и другой подобной символики.
Мы же считали, что главная идея парка должна в себе нести абсолютно общечеловеческие ценности, которые, как нам кажется, принимает сегодня весь цивилизованный мир,— это и толерантность, и открытость, и общедоступность, и равные возможности для всех посетителей. В том числе парк, безусловно, должен был быть бесплатным. Были варианты по коммерциализации «Зарядья», но я всегда был против, это противоречило основной идее.
Ну и, конечно, следовало связать «Зарядье» с природой, с разнообразием климата, с размером страны, с экологической повесткой. Я до сих пор считаю, что Россия в глобальном мире выступает неким гарантом устойчивости цивилизационного развития, у нас гигантская территория, маленькая плотность населения. Мы можем, условно говоря, при климатических изменениях, при нехватке любых ресурсов восполнить потери гигантскими богатствами нашей страны.
Главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов. Фото А. Даничева, 2016 год
От слов к делу
Вообще, это уникальный случай, когда конкурсное решение было настолько точно реализовано. С полной уверенностью могу сказать: во всем мире таких примеров немного. Правда, проект-победитель был дополнен некоторыми идеями из других работ, но парк получился именно таким, каким мы хотели его видеть.
Одно из предложений, кстати, было связано с историей района. Проект, занявший третье место, предполагал восстановление сетки располагавшихся здесь улиц в виде дорожек парка. Но там было слишком мало зелени. К тому же мы с самого начала не хотели заново отстраивать никакие здания. У этого места сложная история с точки зрения стройки и урбанистики, и оно никогда не являлось жемчужиной столицы. Поэтому повода восстанавливать что-то из этих сооружений я абсолютно никакого не видел ни как архитектор, ни как человек, знакомый с историей города.
Стоять на своем
Сложности начались с первых дней строительства. Именно тогда я осознал, во что все-таки ввязался. Первым делом мы решили установить на площадке информационный бокс, чтобы люди могли узнать, как все будет выглядеть и что вообще задумано. Для него нужно было построить что-то вроде саркофага, так как изначально это сооружение не было рассчитано на уличные условия. И, соответственно, следовало решить задачу, которая мне сперва показалась очень простой, — немного передвинуть забор. На этом этапе я и прочувствовал всю сложность, глубину и масштаб этого проекта. Чтобы сдвинуть забор, нам пришлось пройти через невероятное количество согласований, так как за шесть лет своего существования он оброс кабелями и проводами различных организаций. И это мы даже не собирались ограждение убирать или ломать. Сбором документов мы занимались примерно полгода. А ведь это был самый начальный этап работ.
Дальше стало только сложнее. На протяжении всего времени строительства нам постоянно приходилось кому-то противостоять. Например, важной победой я считаю отсутствие заборов, сохранение совершенно прозрачной среды. Знаменский монастырь очень настаивал на стенах и оградах. Их даже начали строить, но потом их увидел Сергей Собянин и велел срочно сносить. Вообще, любая история о связанных со строительством сложностях заканчивается тем, что пришел Сергей Семенович и решил вопрос. Его без преувеличения можно назвать отцом парка.
По поводу заборов постоянные конфликты у нас были и со службой безопасности. Наши федеральные коллеги очень настаивали на том, чтобы парк был огорожен, чтобы был контролируемый вход, выход из него. Давили очень сильно. Пришлось искать общий язык, договариваться. Потому что важной частью нашей концепции была именно открытость. Как показывает опыт трех лет эксплуатации парка, ничего страшного не случилось.
Самым мощным камнем преткновения стал мост. «Безопасники» его запрещали дважды. Говорили, что строить его здесь нельзя: Кремль рядом, вертолет президентский летает. Я, конечно, не специалист по безопасности, но, мне кажется, если ближе к Кремлю уже есть Большой Каменный и Москворецкий мосты, мы хуже точно не сделаем.
И снова проблему решил Сергей Семенович. Он лично занимался вопросом, дважды был у президента. И мост в результате получился именно таким, каким и задумывался. Эксперты беспокоились, что может что-нибудь упасть, треснуть. Но опасения не оправдались, конечно. Мост стоит, никуда падать не собирается. И есть в нем элемент чуда, потому что под ногами течет река, нет никакой опоры, ничего. И, стоя на нем, человек будто парит над водой. А людям нравится летать.
Кстати, благодаря этому мосту в частности и «Зарядью» в целом появилось огромное количество новых фотографий, новых видов города, которых прежде никто и никогда не видел. Теперь есть всеми любимый вид сквозь березы на собор Василия Блаженного, раскрытие с большого амфитеатра на весь Кремль, панорама с парящего моста на высотку на Котельнической, Замоскворечье и Кремль.
Вообще, проблемы были на каждом шагу. Но о многих сложностях рассказывать нельзя, так как они составляют государственную тайну. Это связано с инженерными особенностями участка, скажем так. А мы ведь работали с иностранными специалистами, архитекторами. И это накладывало на нас огромную ответственность, мы всегда были объектом проверок и наблюдения.
Интересно, что наши американские коллеги подвергались такой же критике, но со своей стороны. Строительству этого парка всегда старались придать несвойственный ему политический окрас. Был эпизод с журналом The New Yorker, очень авторитетным, известным изданием, которое хотело сделать большой материал про парк с нашими архитекторами. Издание настаивало на том, чтобы информация была негативного характера: про режим, про то, что у нас какие-то драконовские тоталитарные меры применяются. А ничего такого не было. В итоге материал не состоялся. Впрочем, в международной прессе было много и позитива.
Сама по себе площадка тоже была непростая. Я думаю, что это самое изрытое, ископанное и застроенное, если брать вглубь, место Москвы. И на все это нам нужно было не просто посадить газон, а создать парк с большими деревьями, кустарниками, мхами, собственным ландшафтом, искусственным климатом. А ведь там еще оставались конструкции от гостиницы «Россия». Это сейчас они облицованы мятой нержавейкой, выглядят как арт-объект и всем очень нравятся. А при строительстве они были огромной проблемой. Я два года бился, околачивал пороги, обращался во всевозможные инстанции, чтобы это безобразие убрать. Но к тому моменту, как мы собрали все документы, стало понятно, что разобраться с ними мы элементарно не успеваем. В итоге пришлось их оставить. Ни в одном проекте их не было, и мы остановились на решении с нержавеющей сталью. Теперь это уже стало модным, подобный дизайн в Москве встречается еще в нескольких местах.
Были и другие инженерные сложности. Парк — это не просто зеленая поверхность, это сооружение площадью 70 тысяч квадратных метров. А у каждого здания есть крыша, на которую выводятся различные инженерные объекты, эвакуационные выходы, антенны. Но крыша зданий «Зарядья» — это сам парк. И фасадов, на которые можно было бы все это вывести вместо кровли, тоже нет. Это была большая инженерная проблема, как сделать так, чтобы инфраструктура не портила общий вид территории. По всем нормативам различные шахты должны были торчать над землей. Но любой норматив придумали люди, значит, люди же могут его и отменить. Это очередная история, которая заканчивается тем, что пришел Сергей Семенович и все решил. Он приехал в «Зарядье», увидел все эти торчащие штуки, говорит: «Это что?» Я говорю: «Сергей Семенович, мы бились, бились, но никто не берет на себя ответственность, чтобы этого не строить. Это, конечно, уродство, и делать нельзя, но, к сожалению, такие нормативы». И он сказал: «Я буду тем человеком, который возьмет на себя ответственность. Убирайте». И сразу же нашлись способы это убрать в другое место.
Шаг вперед
Надо понимать, что многие решения в этом парке действительно уникальны. Они создавались впервые не просто в нашей стране — в мире. Обычно, когда строится какой-то объект, всегда есть возможность сравнить с аналогами. А у парящего моста, ледяной пещеры и стеклянной коры аналогов не было. И предсказать все сложности на основе чужого опыта было просто невозможно. Мы первые создали многие объекты, и, само собой, это был определенный риск. У меня в волосах седое пятно — это маленькое «Зарядье», я получил его во время строительства парка.
Даже сейчас в «Зарядье» постоянно возникают проблемы. Недавно ремонтники все деревянное в парке покрасили ужасной краской. Для меня это личная травма. Буду стараться вернуть все в изначальный вид. Вообще, парк подвергается колоссальной антропогенной нагрузке. Там чудовищный поток людей, это хорошо, но, конечно, он быстро изнашивается, и за ним нужно постоянно следить. В этом плане пандемия пошла парку на пользу, он отдохнул от людей.
День нынешний и день грядущий
Я регулярно там бываю. «Зарядье» стало для меня родным местом, частью меня. Всегда стараюсь зайти на мост, полазить по холмам, под кору забраться, посмотреть. Это общение со своим детищем, когда важно, как у него что развивается, как оно себя чувствует.
Конечно, там есть еще простор для доработки. Но это обычная ситуация для любого сложного объекта. На мой взгляд, несмотря на сложности, уровень реализации очень высок. И когда люди говорят: «А чего такого? Подумаешь, позвали американских архитекторов, сделали проект. Чего тут выдающегося?» — меня это всегда веселит. Думаю: предложить бы им сделать то же самое, пройти через все проблемы… К счастью, у нас была замечательная команда талантливых художников, архитекторов, инженеров, конструкторов. Темп строительства задавал Марат Шакирзянович Хуснуллин (заместитель Председателя Правительства РФ, ранее руководивший стройкомплексом Москвы — Прим. ред.), без его энергии и поддержки мы бы не смогли выдержать поставленные сроки, это точно.
Я до сих пор не понимаю, как мы это сделали. Честно говоря, если бы мне еще раз предложили вести проект такого плана, я бы не взялся. Ничего более сложного я в жизни не делал. И, думаю, не сделаю уже никогда.
Главный архитектор Москвы
Сергей Кузнецов
