Сегодня в районе Бибирево живут 160 тысяч человек; всего 150 лет назад жили около пятисот — полтора села да две деревни. Как же они жили, эти «уже не совсем крестьяне, еще не рабочие», чем зарабатывали свою нелегкую копейку?
Село Бибирево располагалось между нынешними улицами Пришвина и Костромской, северо-западнее метро; село Алтуфьево — в районе развязки одноименного шоссе и МКАД, по обе стороны речки Самотеки. Деревня Подушкино раскинулась между улицами Корнейчука и Белозерской, восточная ее граница упиралась в Чермянку; Юрлова же находилась между улицей Плещеева в районе 18-х и 22-х домов и Чермянкой же.
«…Хозяйством занимаются мало…»
Жить крестьянским трудом здесь, как и в большей части сел и деревень Московского уезда, было трудно: наделы маленькие, земля плохая. Это хорошо видно по бесстрастной статистике: корова и лошадь — обязательные признаки минимального благополучия в «классическом» крестьянском хозяйстве — есть далеко не в каждой семье. Ни в одном из названных населенных пунктов не сдают молоко на продажу — обычный приработок крестьян рядом с крупными городами и дачными местами.
С другой стороны, до границы Москвы — Камер-Коллежского вала — всего 10 верст, и в этом есть свои значительные преимущества: рядом с большим, как на дрожжах растущим городом всегда есть дополнительные возможности прокормиться. «Справочная книжка Московской губернии», правда, утверждает, что «жители Ростокинской волости хозяйством занимаются мало; большинство способных к труду людей проживает на фабриках; торгуют парным молоком; занимаются в Москве легковым извозом, полотерством и ведут торговли: трактирную, в винных лавках и полупивных» (там торговали не половинными порциями, как может подумать сегодняшний человек, а «полпивом» — легким и неплотным, в противопоставление привычному на Руси темноватому крепкому и плотному пиву).
Алтуфьевские хитросплетения
Алтуфьево — село «барское», тут издавна располагались усадьба и многочисленные службы. В самой середине XIX столетия оно было приобретено у предыдущих владельцев Николаем Арсеньевичем Жеребцовым. Человек разнообразных дарований — способный инженер, удачливый предприниматель, карьерный госслужащий, скульптор-любитель и публицист славянофильского толка — в повседневной жизни он был энергичным барином-самодуром.
За 19 лет он превратил Алтуфьево в «образцовое усадебное хозяйство»: перестроил дом, значительно его увеличив, привел в порядок пруды, насадил сад, понавез дворни из своих дальних владений. Сегодня мы назвали бы его «девелопером», поскольку стоимость села за короткое время выросла в разы (правда, девелопер с самого начала работает на продажу, а Жеребцов, видимо, такой цели не имел и строил для себя). При этом он оставил по себе крайне недобрую память хозяина жестокого, отмерявшего розги щедрой рукой.
Из-за того, что земли были в основном барские, крестьяне Алтуфьева имели даже по скудным подмосковным меркам нищенские наделы: на едока приходилось примерно 60 соток земли (не пашни, земли вообще, всех назначений), что при очень невысокой урожайности — по ржи всего «сам-четыре» — означало абсолютную невозможность обеспечить себя хлебом и овощами и содержать сколь-нибудь значимое количество скота. Неудивительно, что крестьяне искали иные источники дохода, и алтуфьевские — единственные в немаленькой Ростокинской волости Московского уезда — нашли его в вязке бахромы.
Ткали бахрому в больших количествах в городе Дмитрове. Сотканную бахрому надо украшать — вязать, расчесывать и ровнять, чтобы получилось «богато и затейливо», и алтуфьевские женщины, получая «заготовки» из Дмитрова, у себя по избам занимались этой сравнительно доходной работой. Пик спроса пришелся на конец 1870-х, тогда прилежная мастерица могла в месяц выработать 15–20 рублей, очень хорошие деньги для крестьянской семьи. Всего в это время бахромным промыслом в селе занимается большая часть женского населения, включая девочек — 72 человека; кто-то вяжет «постельную», иные «гарусную» или «рядную» бахрому, но есть и универсалы — те изготавливают «всякую».
Размотать бумагу
Юрлово — деревня некогда помещичья, однако усадьбы здесь не было, и крестьянам после реформы досталось заметно больше земли, чем их алтуфьевским соседям. Шла она и под запашку (сеяли преимущественно овес), и на покосы: это единственная деревня из перечисленных, где лошадей (17) больше, чем дворов (11). Часть мужиков занималась в Москве извозом, отсюда и ориентация хозяйства — на лошадиный прокорм. Еще одна особенность: уже в середине века менее половины из «прописанных в деревне» в ней проживают: работают в Москве, там и «снимают углы».
Женщины и девушки деревни Подушкино зарабатывали свои копейки широко распространенным в Московском и соседних уездах занятием — «размоткой бумаги». Современный человек сразу представит себе большие бумажные рулоны, которые зачем-то надо раскатывать (и что дальше?). На самом деле речь идет об одной из первичных операций с хлопчатобумажной тканью («бумагой»): после того как на тонкопрядильной машине получена нить, ее нужно «размотать» или «уложить», перемотать в мотки. Уже существовали делающие это машины, но дешевизна женского и детского труда диктовала выгодность раздачи неразмотанной «бумаги» по крестьянским избам. Простота работы — ее могли делать и юные, и пожилые, сложных приспособлений не требовалось — обеспечивала устойчивое предложение на рынке рабочей силы. Зарабатывали мало (больше рубля в неделю получить было трудно), зато работа оставляла время и возможность для хлопот по хозяйству: скотина, огород, дети, стряпня…
Бибиревская «промышленность»
Бибиревских же крестьянок в справочниках кустарных производств мы практически не находим — всего на одном дворе (из почти 40 в конце 1870-х) на трех станках занимаются изготовлением трико — плотных шерстяных, полушерстяных или хлопчатобумажных тканей с ясно выраженным рисунком переплетения, используемых преимущественно для пошива костюмов и платьев. Бибирево, в отличие от своих «помещичьих» соседей — село изначально монастырское, после екатерининской секуляризации оказавшееся в распоряжении государства. Государственная деревня предоставляла гораздо больше возможности для основания различных производств, и в результате Бибирево в основном зарабатывает вокруг того, что мы сегодня назовем «местной промышленностью». В конце XIX века тут значится кожевенный завод Э. А. Вааг с 30 работниками-мужчинами.
Эдуард Андреевич Вааг, представитель известной в области горчично-маслобойного дела семьи предпринимателей — выходцев из Германии, решил в начале 1890-х заняться новым для их рода кожевенным промыслом. Подмосковный кожевенный завод был у него вторым (первый он основал в Саратовской губернии в 1893 году). Однако, по-видимому, что-то пошло не так, и завод продали, а его штат сократился в три раза. Имелся в селе и кирпичный завод на 50 работников. В ситуации, когда мужчины были целиком заняты на заводах, у их жен сил и времени на приработки уже не было.
Где рабочий люд — там трактир, есть в конце XIX в. такой и в Бибиреве, хотя село находится вдали от проезжих дорог; тут же и несколько лавок — семьи рабочих, хоть и имеют огороды и кое-какую живность, уже зависят от торговли, натуральным хозяйством не живут (Подушкино, например, размеров примерно тех же, а там всего одна лавка, а трактира нет вовсе).
Тесная связь с городом, с промышленностью, пусть и кустарной, постепенно готовила давнишних жителей бибиревских окрестностей к переходу в разряд горожан, задолго до 1960 года, когда это событие наконец состоялось формально.
