28 сентября 1897 года Валерий Брюсов обвенчался в храме иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрине с Иоанной Матвеевной Рунт.
В 1897 году Брюсов — студент Московского университета и уже довольно известная фигура в литературной среде. Помимо университетских занятий, он читает русских и зарубежных классиков и современников, штудирует философию и историю, пишет романы, пьесы, стихи, критические статьи. Уже вышли три его сборника «Русские символисты», тоненькие книжечки, наделавшие много шума, издан первый лирический сборник Брюсова Chef d’Oeuvres и написан второй Me eum esse. Остались позади первые романтические увлечения и первые драмы (Брюсов пережил смерть своей возлюбленной Елены Андреевны Масловой).
В. Брюсов и И. Рунт; Надежда Григорьевна Львова (1891–1913)
«Помню Валерия Яковлевича женихом. Худой, хорошего роста, с черной бородкой, одетый без франтовства; по внешности он скорее походил на трудовика, чем на поэта. Только в блеске больших черных глаз, недружелюбно смотревших из-под густых бровей, было чуточку безумия. Говорил четко, строго, порою — резко», — вспоминала Бронислава Рунт, сестра Иоанны Матвеевны.
Иоанна Рунт пришла в дом Брюсовых работать гувернанткой: она преподавала французский язык его сестрам. Иоанна (Жанна) Матвеевна была дочерью Матвея Францевича Рунта, чеха и австро-венгерского подданного, работавшего мастером на заводе братьев Бромлей, и Анны Юзифовны Рунт (Кудлич), рано умершей от чахотки. Иоанна окончила московскую католическую школу святых Петра и Павла в Милютинском переулке и начала преподавать иностранные языки с 15 лет (знала французский, немецкий, чешский, польский). «Она была молода и миловидна, хотя и не красавица. Ум у нее был чисто женский, неглубокий, но ясный и тонкий» — так отзывался о ней приятель Брюсова, литератор Владимир Саводник. «Умная, в черном, простом, не от легкости, а от взбодренности, смехом встречающая Иоанна Матвеевна: энергичная, прыткая, маленькая», — писал о ней Андрей Белый в мемуарах «Начало века».
В. Брюсов с женой и родителями
Роман Брюсова и Рунт развивался стремительно: через семь месяцев после того, как Иоанна Матвеевна появилась в доме Брюсовых, состоялась свадьба. Судя по всему, Брюсов не был страстно увлечен. 6 сентября 1897 года, за три недели до свадьбы, он записал в своем дневнике:
«Почему я решаюсь жениться? Жизнь моя стала невыносимой. Одиночество томило, давило. Друзья доказали, что им своя рубашка ближе к телу. Итак, возьму подругу. По характеру я склонен к семейной жизни.
Расходов будет не больше. (Полагается, что детей не будет.) <…> Что хорошего нашел я в Эде?
1. Она молода и недурна. В лице ее есть нечто оригинальное (нерусский тип).
2. Она не русская (а это очень важно). Она католичка (idem). Даже австрийская подданная (это, впрочем, не важно).
3. Она прилично образована и притом в стиле французских монастырей (что очень мило).
4. Она покорна, неприхотлива и немножко любит меня (будет любить больше, я об этом позабочусь и сумею).
5. Надо ее утешить за ночь 21-го. Венчаться решено — потихоньку. Во что бы то ни стало избежать всей пошлости обычного порядка свадьбы».
Брюсов называет Иоанну Эдой, вероятнее всего, по имени героини поэмы Евгения Боратынского «Эда».
Прагматизм здесь явно сильнее любви. Впрочем, это не помешало Брюсову написать уже 2 октября: «Недели перед свадьбой не записаны. Это потому, что они были неделями счастья. Как же писать теперь, если свое состояние я могу определить только словом блаженство… Я именно создан для бесконечной любви, для бесконечной нежности».
Дом Брюсова в Москве
Обретенное семейное счастье не освободило Брюсова от последующих увлечений, страстей, приводивших к трагедиям (достаточно вспомнить имена Нины Петровской и Надежды Львовой). Но Иоанна Матвеевна оставалась с ним. «Мягкость ее характера сказалась впоследствии в полном подчинении всей ее личности влиянию мужа: она усвоила себе не только его взгляды и вкусы, но даже обороты речи, излюбленные словечки; даже в манере держать себя, говорить и прислушиваться к чужим словам появилось что-то сходное с манерой самого Брюсова», — писал Владимир Саводник.
Впрочем, стоит вспомнить и отзыв о Брюсове Владислава Ходасевича: «Он любил литературу, только ее. Самого себя — тоже только во имя ее. Воистину, он свято исполнил заветы, данные самому себе в годы юношества: “не люби, не сочувствуй, сам лишь себя обожай беспредельно” и “поклоняйся искусству, только ему, безраздельно, бесцельно”. Это бесцельное искусство было его идолом, в жертву которому он принес нескольких живых людей, и, надо это признать, — самого себя».