Ось Ломоносовского района Москвы — трасса Ленинского проспекта — именовалась в прежние времена Большой Калужской, а в древности Старой Калужской дорогой. Новую жизнь ее окрестностям дал Генеральный план реконструкции Москвы 1935 года.
Старая Калужская дорога известна со времен князя Дмитрия Донского. Начиналась она от Крымского брода, шла вдоль Земляного вала до его Калужских ворот и там поворачивала на юго–запад. Примерно через пять верст дорога уходила налево и пролегала близ нынешних улиц Вавилова, Архитектора Власова, по сегодняшнему Старокалужскому шоссе и вела дальше — мимо деревень Беляево, Коньково, Теплый Стан — в сторону Калуги. По этой дороге приезжали в Москву послы крымских ханов. По ней в октябре 1812 года отступала из сгоревшей Москвы навстречу своей гибели Великая армия Наполеона.
К началу XX века в ближних к Москве окрестностях Старой Калужской дороги шла довольно активная хозяйственная жизнь. В районе Калужской заставы сразу за границей города столетиями располагались городские живодерни (Живодерная слобода) и связанные с ними свалки. Дальше на юго-запад путников встречали богатые деревни и «культурные имения» — с кормившими Первопрестольную обширными садами, огородами и оранжереями. Ближе к Черемушкам с начала XIX века появились кирпичные заводы. После установления советской власти все это надолго пришло в запустение.
В одном из самых крепких здешних поселений, Семеновском, до революции стояло больше тысячи дворов и даже работала своя начальная школа (кирпичная!) на 6 классов. А уже в начале 1920-х гг. в разоренное Семеновское возили на экскурсии первых в стране замоскворецких пионеров для демонстрации «ужасов деревенской жизни». С началом НЭП дела в деревне пошли на лад, в 1924 году здесь даже удалось построить церковь— редчайший случай во времена беспощадной антирелигиозной политики. Коллективизацию семеновцы не одобряли, пока летом 1931 года «агитировать» за нее не принялось ОГПУ: после показательного раскулачивания трех уважаемых и работящих семей пришлось «проявить сознательность».
«Для революционных представителей подымающегося пролетариата»
В марте 1918 года советское правительство бежало из кишащего «революционными» бандами голодного прифронтового Петрограда в относительно спокойную Москву. Вот только патриархальная Первопрестольная никак не годилась на роль пролетарской столицы. Требовалась полная реорганизация города в соответствии с новой идеологией.
Сразу после Гражданской войны две группы архитекторов (Алексея Щусева и Сергея Шестакова) приступили к разработке планов реконструкции. При всех своих различиях проекты сводились к развитию существовавшей застройки Москвы: исходили из ее естественного роста при сохранении исторической части (новое строительство — на новых территориях). Зодчие ориентировались на массовое возведение жилья для рабочих и создание комфортных условий для горожан. В планы истребления купеческо-дворянской Москвы проекты эти не вписались: власть не приняла их и объявила антипролетарскими.
К началу 1930-х годов советская власть окрепла, искоренила всякое разномыслие и застыла в сталинском имперском обличии. СССР стал той самой «одной фабрикой», о которой еще в 1917 году мечтал Владимир Ленин, только на место движимых классовой страстью «вооруженных рабочих» стали карьеристы из ОГПУ.
Единственным «хозяином и распорядителем» этой «фабрики» оказался «гений всех времен и народов бессмертный Сталин»: вся жизнь трудящихся масс — «краеугольного камня марксизма» — подчинялась теперь лишь воле вождя. Управление «фабрикой» и каждым ее винтиком–человеком сосредоточилось в Москве. Пролетарской столице надлежало стать наглядным воплощением первой в мире страны социализма — великой, неизменной и вечной, как сам Сталин.
«Образец для всех столиц мира»
Отражением такой модели социалистического общества стал Генеральный план реконструкции Москвы 1935 года. Главным его автором был сам Иосиф Сталин. Разработку Генплана уже не сопровождали никакие дискуссии архитекторов и градостроителей — десяток специально созданных архитектурных мастерских соревновались под партийным руководством в стремлении точнее уловить и воплотить в мельчайших деталях указания вождя.
По сталинскому Генплану в столице отныне и во веки веков должно было жить не более 5 миллионов человек. Им гарантировался плановый минимум удобств (жилплощадь, свет, газ, центральное отопление, канализация) и социальных услуг, а также необходимый общественный транспорт. А дальнейшего роста населения не допустила бы разрешительная система прописки.
Этот план не отменял радиально–кольцевого строения традиционной Москвы, но предусматривал ее «коренную перепланировку (…) путем решительного упорядочения сети городских улиц и площадей». Тело города «пробивали» три новых широких магистрали–диаметра; по плану под снос шло большинство малоэтажных домов, храмов и кладбищ, уничтожались палисадники и небольшие скверы. Одновременно проектировались циклопические комплексы Дворца Советов, Наркомтяжпрома, Дома Правительства, огромные мосты и необъятные набережные, обширные парки и, конечно, невиданное по роскоши метро.
Ключевыми для нового города становились грандиозность и монументальность: улицы и площади Москвы надлежало окружить величественными ансамблями в граните и мраморе, несоизмеримыми с обычным человеком, зато соразмерными надчеловеческому образу тысячелетнего сталинского «царства социализма». Обновленная столица СССР — грандиозный комплекс монументальной пропаганды «преимуществ социализма», город для производства, парадов и массовых шествий — должна была вызывать чувство «законной гордости советского человека». Плотность заселения здесь сокращалась до 400 человек на гектар, целые районы (например, Китай–город) планировалось очистить от жителей и превратить в зоны правительственных учреждений. Столичный центр отдавали под расселение «партхозактива» и его обслуги (включая «трудовую интеллигенцию»). Что же до остальных жителей, то основная их часть должна была обосноваться в новом загородном Юго–Западном районе, площадью превышавшем всю прежнюю столицу.
Выбор юго–запада — удачное решение: наветренная сторона города, возвышенный рельеф, сохранившиеся леса, сады, парки и малое число промышленных предприятий обеспечивали самый чистый в столице воздух. Структура нового района в Генплане лишь намечена — на уровне очертаний крупных кварталов и трасс улиц. Главной его осью становилась именно Большая Калужская улица, сегодняшний Ленинский проспект — часть ее застройки спроектировали почти сразу и до 1941 года даже возвели несколько зданий.
Незавершенный план
Великая Отечественная война остановила реализацию Генерального плана (кроме отдельных участков метро) — застройка возобновилась лишь в 1946 году. К середине 1950-х был завершен участок нынешнего Ленинского проспекта от Садового кольца до площади Гагарина, построено несколько зданий (прежде всего, научных организаций) на участке до ул. Дмитрия Ульянова.
Радикальный поворот политики СССР после смерти Сталина не миновал и градостроительства: бывшие соратники «вождя народов» поспешно отказались не только от массовых репрессий, но и от сталинского ампира. Закрепленные в Генеральном плане 1935 года основы квартального членения территории сохранились, но дома строили уже совсем другие — куда менее торжественные, более понятные, функциональные и удобные.
