Во время кровопролитных боев октября — ноября 1917 года территория нынешнего Даниловского района оказалась важным пунктом снабжения. Именно отсюда, из Симоновских пороховых складов, доставлялись в центр Москвы оружие и боеприпасы.
«Сегодня с 5 часов утра до 6:15 опять дежурил с чужим револьвером в кармане на парадном подъезде. Слышал всю пушечную и ружейную пальбу. Утром на улицах очень неспокойно. Трамваи и телефон не работают, банки и все торговли закрыты. Местами караулы, дозоры и патрули. У всех крайне испуганный и недоумевающий вид. Не знают, идти ли по своим делам, не поймут, кто, где и почему стреляет. Школьники толпятся у ворот и подъездов. Тут и боязнь шальной пули, и любопытство».
Это дневниковая запись от 28 октября (10 ноября) 1917 года москвича Никиты Потаповича Окунева. Окунев, самый обычный московский служащий, внимательно следил за газетными публикациями, политическими новостями, скрупулезно заносил в дневник последние цены на продукты, давал свои оценки событиям. Эти дни конца октября — начала ноября 1917 года были для него особенными. Никаких новостей, в газетах пишут какую-то невнятицу, свистят пули, опасность, а то и смерть осязаемы, дышат в затылок. До 10 (23) ноября у него нет ни времени, ни возможности неспешно записывать события своей жизни в дневник. Уже после этого, когда опасность миновала, он подробно описал, что видел, о чем слышал: «Итак, большевики совершили переворот в свою пользу, но “не бескровно”, как похвастался Троцкий. В одной Москве, говорят, от 5000 до 7000 жертв, а сколько испорчено зданий, имущества и всякого добра, и не перечесть».
Вадим Руднев (1879-1940), Виктор Ногин (1878-1924), Константин Рябцев (1879-1919)
Отзвуки выстрела «Авроры»
В ночь с 24 на 25 октября (6–7 ноября) 1917 года в Петрограде произошел государственный переворот. Временное правительство пало, к полудню об этом узнала и Москва из телеграммы делегата II съезда Советов Виктора Ногина.
В Москве, как ни удивительно, у большевиков ситуация была сложнее, чем в Петрограде. Летом они проиграли выборы в городскую думу (всего 23 места против 116 у эсеров), городским головой стал эсер Вадим Руднев. В конце сентября на выборах в районные думы Москвы ситуация была почти зеркальной: большевики получили больше половины мест (359 из 710), эсеры — 14%. К 25 октября силы были примерно равны — большевики контролировали Совет рабочих депутатов, эсеры и меньшевики — Совет солдатских депутатов.
Поначалу стороны решили договориться о компромиссе. Открытой конфронтации не хотел ни эсер Руднев, ни большевик Ногин. Но затем большевики все переиграли. На сессии Моссовета они неожиданно предложили совершенно новую резолюцию — о безоговорочной поддержке Петроградского военно-революционного комитета (ВРК). Эсеры голосовать отказались, резолюция была принята без них. Тем не менее и после этого Московский ВРК остался коалиционным — четыре большевика, два меньшевика и один социал-демократ-«объединенец».
К 26 октября (8 ноября) стороны окончательно размежевались. Руднев вместе с командующим Московским военным округом Константином Рябцевым (тоже эсером) сформировал Комитет общественной безопасности. Примерно равны были и силы: на стороне КОБ были готовы сражаться юнкера Александровского военного училища, казаки, студенты — в общей сложности порядка 15 тысяч человек. У большевиков было чуть больше, к тому же на их стороне оказался гарнизон Московского Кремля.
Леонид Трескин (1888-1957), Рабочие Замоскворечья у бронетрамвая, октябрь 1917 года
Первые бои
27 октября (9 ноября) диспозиция была такой. Штаб Моссовета находился в бывшей резиденции генерал-губернатора на Тверской (сейчас там располагается мэрия). В Кремле засел дружественный большевикам гарнизон. В свою очередь, противники большевиков, подчинявшиеся Рудневу и Рябцеву, заняли важные позиции совсем неподалеку. Главный штаб был в здании городской думы, огромном кирпичном тереме, где позже был открыт Музей Ленина. Юнкера контролировали гостиницу «Метрополь», Александровское училище на Знаменке, Арбатскую площадь, площадь Никитских Ворот и Тверской бульвар, где находилось здание градоначальства.
Как отмечает историк Александр Шубин, советская историография не называет причин, по которым начались бои. Однако первой искрой стал «поход двинцев». Двинцы — это солдаты, ранее служившие на Северном фронте и отбывавшие наказание в городе Двинске (теперь — Даугавпилс в Латвии), потом в Бутырской тюрьме. Осенью их освободили, и 27 октября (9 ноября) они выдвинулись с юга Москвы в центр — защищать Военно-революционный комитет. Шубин предполагает, что к трагедии привело незнание двинцами города — солдаты беспрепятственно перешли мост через Москву-реку, но затем не придумали ничего лучше, как пройти напрямую к Тверской. А прямой путь — это дорога мимо городской думы. Тут и произошел первый бой Гражданской войны. В столкновении с юнкерами погибли 70 двинцев. К вечеру юнкера вышли на новые позиции, взяв под контроль отрезок Садового кольца от Крымского моста до Смоленской площади, и главное — телефонную станцию.
Похороны жертв октябрьских боев в братской могиле у Кремлевской стены, ноябрь 1917 года
Кремлевский расстрел
28 октября (10 ноября), в тот день, когда служащий Никита Окунев дежурил с револьвером в подъезде и пытался понять, что происходит в его городе, отдельные столкновения превратились в полноценную уличную войну. Отрезанный от связи с ВРК начальник кремлевского гарнизона прапорщик Берзин, уверенный в том, что большевики пали, согласился впустить юнкеров в крепость. В 8 часов утра они вошли через Троицкие ворота, поставили у входа два пулемета и броневик, после чего начали разоружать и выгонять из казарм солдат 56-го пехотного запасного полка. А затем произошла трагедия. «Солдаты склада в числе 500 человек были построены без оружия перед воротами арсенала. Несколько юнкеров делали расчет. В это время раздалось откуда-то несколько выстрелов, затем юнкера открыли огонь из пулеметов и орудия от Троицких ворот. Выстроенные без оружия солдаты склада падали, как подкошенные, раздались крики и вопли, все бросились обратно в ворота арсенала, но открыта была только узкая калитка, перед которой образовалась гора мертвых тел, раненых, потоптанных и здоровых, старающихся перелезть через калитку; минут через пять огонь прекратился», — сообщал очевидец этих событий, начальник Московского артиллерийского склада генерал-майор Андрей Кайгородов. Что это было — намеренная жестокость или паника перепуганных одиночными выстрелами мальчишек-юнкеров, — сейчас можно только гадать.
После этих событий сторонники Комитета общественной безопасности получили в свое распоряжение Кремль и значительное количество оставшегося в его стенах оружия. Но в это же время большевики, в свою очередь, окончательно наладили снабжение оружием своих отрядов.
Орудия красногвардейцев у Крымского моста, октябрь 1917 года
Уличные сражения
«Первые дни город представлял собой “слоеное тесто”; вот слой — “наших”, за ним слой “ихних”, и снова “наши”, “ихние”. В запутанных переулках Москвы люди бессмысленно расстреливали друг друга в затылок, с боков, особенно часты были случаи перестрелки между своими по ночам, когда на темных улицах, с погашенными фонарями, царил страх смерти», — писал о московских событиях Максим Горький в своем очерке в «Новой жизни». Юнкера (или «белые», как их к этому дню начали называть) сидели в Кремле, но располагали только винтовками и пулеметами. Большевикам удалось в самое короткое время мобилизовать отряды и организовать подвоз оружия. 29 октября (11 ноября) началось наступление сторонников Военно-революционного комитета. С окраин в центр Москвы съезжались вооруженные отряды, были взяты под контроль Симоновские пороховые склады, на Ходынском поле красногвардейцы взяли две пушки. Левый эсер прапорщик Саблин утром атаковал юнкеров со стороны Тверского бульвара, отбив здание градоначальства, а затем взяв под контроль целиком Тверскую улицу. Затем отряд Саблина стал продвигаться к Александровскому училищу на Знаменке. Белые за несколько часов потеряли почтамт, телеграф и вокзалы — Курско-Нижегородский (теперь Курский) и Александровский (Белорусский). У Никитских Ворот отчаянно сопротивлялся отряд полковника Леонида Трескина, назвавший себя «Белой гвардией» в противовес Красной гвардии. К вечеру подоспели новости из Петрограда, где шли переговоры о создании коалиционного правительства. В Москве решили подождать и заключили временное перемирие.
Жилой дом на углу Тверской и Охотного Ряда со следами от пуль и орудийных обстрелов, октябрь — ноябрь
Обстрел Кремля
Судьба Кремля была предопределена еще вечером 29 октября (11 ноября). ВРК удалось поставить орудия на всех значимых высотах и начать обстрел Кремля. С Воробьевых гор по Кремлю била батарея 7-го Украинского тяжелого артиллерийского дивизиона; на Швивой горке установили два орудия, стрелявших по Спасским воротам; батареи у Крымского моста вели огонь по Кремлевской стене и Троицким воротам. Основной удар пришелся на Никольские ворота. Утром 30 октября (12 ноября) бои стихли — вступило в силу перемирие, объявленное по требованию Викжеля, профсоюза железнодорожников. Но на следующий день юнкера получили свое столь ожидаемое подкрепление. С Брянского (Киевского) вокзала прорвался ударный отряд с пулеметом, бои возобновились с новой силой. Однако первое подкрепление оказалось и последним. В течение нескольких дней шла перестрелка, а артиллерия била по Кремлю. «Попытался пробраться в контору, где на моей ответственности большие деньги и документы, но дошел закоулками и переулками лишь до Лубянского проезда, дальше идти было невозможно: по Лубянской площади летели снаряды, шрапнель и пули. Говорят, юнкера отчаянно защищают здание телефона и Кремль. Почтамт и телеграф в руках большевиков. Возвращался домой под музыку выстрелов. Над головой и где-то близко, незримо, свистели пули, ударяясь в стены домов, разбивали стекла, грохотали по крышам, ранили, убивали и пугали мирных обывателей, а также — ворон и голубей. При этом путешествии подвергся двум обыскам, нет ли при себе оружия», — описывает 1 (14) ноября Никита Окунев.
Разрушений было немало. От обстрела пострадали Никольские ворота Кремля и Никольская башня. Комитету общественной безопасности пришлось покинуть здание городской думы и переместиться внутрь кремлевских стен. По городу ходили слухи, что разрушены соборы, — позже выяснилось, что это не так.
Никольские ворота
Финал
2 (15) ноября Руднев объявил о капитуляции: «Комитет общественной безопасности заявляет, что при данных условиях он считает необходимым ликвидировать в Москве вооруженную борьбу против политической системы, осуществляемой Военно-революционным комитетом, перейдя к методам борьбы политическим». Вечером ВРК, приняв сдачу Руднева, рапортовал о полной своей победе. Капитуляция была в целом почетной: большинству сражавшихся против советской власти дали уйти, некоторым оставили оружие. Отдельные столкновения продолжались еще пару дней, потом все стихло. В общей сложности в московских боях погибло около тысячи человек. 10 (23) ноября большевики похоронили своих в братской могиле у Кремлевской стены. Юнкеров отпевали рядом с местом главного их сопротивления, в церкви Вознесения у Никитских Ворот, а затем траурная процессия отправилась к Братскому кладбищу.
Москва понемногу приходила в себя. Служащий Никита Окунев наконец-то добрался до своей конторы и посмотрел своими глазами на разрушения. Максим Горький подводит неутешительные итоги недельных боев: «В некоторых домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чем не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмыслен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы. В сущности своей Московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев. С одной стороны — юноши красногвардейцы, не умеющие держать ружья в руках, и солдаты, почти не отдающие себе отчета — кого ради они идут на смерть, чего ради убивают? С другой — ничтожная количественно кучка юнкеров, мужественно исполняющих свой “долг”, как это было внушено им». Большевики укрепились в Москве, а на окраинах России понемногу разгоралась Гражданская война.
