В районе Москворечье-Сабурово жить хорошо: прекрасные виды на реку, много прудов и зелени, рядом Царицыно, хорошая транспортная доступность. Наши не такие уж далекие предки — всего-то прапрапра-, полтора столетия назад тоже радовались тому, что тут живут: вот вроде бы и земля ужасная, и подтапливает в половодье… А деревни крепкие, «справные», люди сытые; не то что во многих других селениях. Почему так?
Здешняя местность населена была издревле, на высоком берегу большой реки — что не жить-то? Вятические курганы, содержащие в себе предметы материальной культуры, характерной для этого восточнославянского племени в X–XIII вв., были раньше и у села Сабурово (12 шт.), и у деревни Котляково (2 шт.), и в соседних Зюзине и Братееве. Постепенно разбавляемые переселенцами из беспокойной Юго-Западной Руси (Юрий Долгорукий и его сыновья всячески поощряли иммиграцию), а затем и беженцами времен Батыева нашествия, местные жители в конечном итоге сформировали пять населенных пунктов. Это село Сабурово (там сейчас находится одноименный микрорайон); три деревни — Котляково (его след в топонимике хранят улица и два переулка), Беляево на пересечении улиц Москворечье и Кошкина (именуемая также Беляево Ближнее, чтобы не путать с тем Беляевом, что в районе Профсоюзной улицы) и Шайдрово (Шадрово) между Шайдаровской и Кошкина же; а также поселок Шипиловская Плотина между Нижним Царицынским и Борисовскими прудами.
Земли вокруг столицы ценились особо, поэтому, следуя за прихотливыми извивами и коленцами придворной жизни, регулярно меняли владельцев. Если не вдаваться в подробности, они могли быть либо удельными, т. е. находиться в собственности царской семьи, либо церковными (патриаршими либо монастырскими), либо частновладельческими.
Сабурово
Село Сабурово, возможно, получило свое название от Сабуровых, был такой некогда влиятельный род, представители которого заседали в Боярской думе, а Соломония Сабурова даже была женой великого князя Василия III; однако документальных свидетельств принадлежности им села не найдено. После Смуты оно мелькает в книгах Патриаршего казенного приказа, ведавшего доходами патриаршей кафедры; там указано, что дани за 1628 год получено «два алтына и три деньги», то есть семь с половиной копеек; похоже, это все-таки взнос с церкви Николая-чудотворца, а не оброк с села. Далее несомненна принадлежность Сабурова Коломенской дворцовой вотчине, од — ному из богатейших царских уделов, и числится оно приселком (филиалом, отделением) самого Коломенского. На какое-то время оно давалось (на каких условиях — неизвестно) молдавскому господарю Кантемиру, отцу одного из первых российских поэтов, но затем от его сыновей опять «ушло» в дворцовое ведомство.
В начале 1870-х в селе 31 хозяйство, 37 деревянных домов, каменных нет (два, а то и три дома могло образоваться в одном хозяйстве, если глава семьи решал не отселять взрослых женатых сыновей и не выделять им землю; из окрестных сел и деревень подобная ситуация — только в Сабурове, в остальных все или почти все живут раздельно). Жителей 257 человек, каждый пятый — грамотный. Лошадей много, в среднем больше, чем по две на хозяйство, ситуация по окрестным меркам (в некоторых деревнях меньше, чем «пол-лошади») более чем благополучная, похвастаться подобной зажиточностью из соседей могут только жители Братеева. Коров держат не все, ниже будет объяснено почему, а вот мелкого скота много, больше, чем где бы то ни было в округе. «Справное» село, ничего не скажешь.
По обе стороны пруда
В полутора верстах западнее Сабурова располагались две почти «сросшиеся» дерев — ни: по-над рекой — Беляево, чуть глубже — Шадрово, оно же Шайдрово. Беляево всегда было царской деревней (по крайней мере, с «после Смуты») и «тянуло» к Коломенскому. Пока жители несли повинности работами, жизнь тут была бедноватая, но окончательный переезд столицы в Петербург в 1730-е гг. привел к тому, что дворцовых крестьян отпустили на оброк, и бытие их стало налаживаться. К середине 1880 годов население деревни заметно превосходит сабуровское — 74 двора, 420 человек, из нашего списка это самый большой населенный пункт. Опять же рядом Каширский тракт, отсюда трактир и две лавки, торгующие всякой всячиной.
А вот Шайдрово всегда была деревней владельческой, и принадлежала она то обычным служилым людям — повару Григорьеву, подьячим Ивановым, дьяку Дмитриеву, то фигурам с громкими именами: Стрешневы, Голицыны, Кантемиры, Трубецкие. Вершина «карьеры» — ее выкупает сама Екатерина II, устраивавшая царицынское поместье, и проводит через ее земли подъездную дорогу (сейчас остался только южный отрезок в виде части Пролетарского проспекта от станции «Кантемировская» и Луганской улицы). Отсюда и «тяга» шайдровских крестьян к селу Царицыно — они входят в приход тамошней церкви, хотя до сабуровского храма в два раза ближе.
Шайдрово побольше Сабурова — 58 домохозяйств, около 300 человек населения. Земли после великой реформы здешние жители получили больше, чем соседи, около 3 десятин на душу «мужеска полу» (для ближнего Подмосковья — очень хороший результат: ведь арендная цена за десятину — 1,09 га — в расположенном вблизи проезжей дороги ближнем подмосковном селе доходила в 1870-е годы до 12,5 рубля в год, а всего 15 верстами дальше от столицы за нее нельзя было выручить более 4-х). Лошадь есть почти в каждом хозяйстве, коровы — не у всех.
Поселок Шипиловская Плотина, хоть и назван по расположенной на другом берегу Борисовского пруда деревне Шипиловке, к ней не тяготел. Возник он в конце XVII века при устройстве пруда, который, прежде чем стать Царицынским и позже разделиться на целый каскад прудов, именовался Развиловатым или Шипиловским. Сама плотина принадлежала владельцам Шайдрова, а вот несколько севернее располагалась деревня в дюжину дворов, принадлежавшая Дворцовому ведомству. Сюда селили «доживать» долго прослуживших в нем «пенсионеров». Если верить карте 1850-х годов, там имелись питейный дом и церковь (вероятно, часовня при кладбище). Где-то на рубеже XIX–ХХ веков деревня исчезает с карт.
Котляково
Котляково же издревле село монастырское, принадлежавшее мужскому Новоспасскому монастырю, что в Москве на Крутицком холме; как уж у него оказалось — бог весть, скорее всего, в виде вклада, поминального либо обетного. В XVIII веке за короткое время оно поменяло трех хозяев. Сначала при екатерининской секуляризации монастырских земель было передано специально созданной для управления бывшими монастырскими владениями коллегии экономии. При Павле, страстно увлекавшемся всем, что было связано со средневековым рыцарством, деревню передали в командорственное владение графине Анне Родионовне Чернышевой, вдове бывшего московского главнокомандующего. По сути, это было пенсией, дававшейся пожизненно, но не переходившей наследникам; впрочем, графиня пережила не только Павла, но и отменившего командорство и вернувшего такие деревни в казну Александра I.
Деревня Котляково выпадает из нашего «ряда». Во-первых, административно «прирезали» к другой части Подмосковья (сначала к Троице-Голенищевской волости, потом к Зюзинской, в то время как остальные интересующие нас населенные пункты входили в Царицынскую), и церковный приход у нее не сабуровский, а села Покровского. Но главное — Котляково, как могло, использовало положение придорожной деревни: Серпуховский тракт, связывавший Первопрестольную с плодородными черноземными губерниями, был оживленным, и идея поставить в деревне трактир и лавку, что называется, напрашивалась. Правда, «пенки и сливки» с проезжающих снимало расположенное по соседству Чертаново с его почтовой станцией, но, судя по всему, и котляковцам кое-что перепадало. Поэтому деревня большая, 66 хозяйств, в два с лишком раза больше, чем в Сабурове, хотя население превосходит менее чем в полтора раза: оно и понятно, за землю не цеплялись, молодых «отделяли» легко, так как промышляли в основном не с пашни и покоса, а другими занятиями. На хозяйство приходится полторы лошади, коровы есть у большинства.
Близость к Москве
В XVII–XVIII вв. крестьяне в основном расплачивались с владельцем — коллегией экономии, Дворцовым ведомством, монастырем, помещиком — натуральным оброком и выполнением различных работ: подводная, дровяная, дорожная и прочие повинности. Однако XIX век принес бурное развитие товарно-денежных отношений, а близость стремительно разрастающейся Москвы — новые возможности.
В удаленных от городов и трактов деревнях Нечерноземья крестьянин, не имевший лошади или коровы, считался бедняком, в подмосковных селах второй половины XIX — начала ХХ века действовали уже другие признаки. Лошадей могло быть две, если хозяин регулярно возил в Москву товар или занимался пассажирским извозом, могла быть одна для работ по хозяйству и нерегулярных поездок в город, а могло… вообще не быть, и при этом семья была вполне зажиточной; например, если семья занималась ремеслом и сдавала продукцию оптовику-перекупщику. То же и с коровами — содержание «кормилицы» под Москвой было недешевым (цены на сено высоки, их «задирал» город, и многие крестьяне предпочитали часть его продавать). Поэтому, как правило, здесь коров держали не столько для собственного потребления молочных продуктов, сколько опять-таки на продажу, а те, кто не хотел связываться с этим хлопотным и не слишком доходным занятием, покупал молоко у односельчан. При этом в каждой деревне — свой «подход»: сабуровские и котляковские сдают заезжему оптовику-«сливочнику», беляевские возят в Москву, шайдровские «окучивают» царицынские дачи.
И с посадками похожая история — если раньше крестьянин вел натуральное хозяйство, обеспечивая себя всем сам, то теперь наступила специализация, причем одни деревни подмосковного юга сделали ставку на огороды (большим плюсом для огородников было то, что обеспокоенная своим санитарным состоянием Москва «на вывоз» очень дешево продавала ценнейшее удобрение — навоз; но для того, чтобы его регулярно возить, нужны были крепкая лошадь и сбруя и… хорошая дорога), другие — на картофель, третьи — на сады.
Например, сабуровские крестьяне, практически отказавшись от зерновых (остались лишь посадки овса на корм лошадям), сосредоточились на капусте и огурцах: это понятно, берег у Сабурова понижается, «сыреет», и влаголюбивые культуры хорошо себя чувствуют. Один из популярных в этих краях сортов капусты с исполинскими кочанами прекрасного качества так и называли «сабуровкой»; до второй половины зимы она в свежем виде не долеживала, но высоко ценилась в квашеном виде. Имелись и значительные посадки картофеля. Кроме этого, здесь почти не выращивали (в отличие от соседних деревень) малину, но славилась сабуровская вишня.
Цветут сады
Специализировались на капусте и в Котлякове, пользуясь для полива речкой Водянкой; однако истинная хозяйственная «изюминка» этой деревни — сады. Всезнающая статистика сообщает, что в 1870-е средний доход от сада «на душу» составлял 56 рублей в год, то есть каноническая семья «было-у-отца-три-сына» выручала фруктами и ягодой 226 рублей. Это примерно половина годового жалования незначительного чиновника; а ведь крестьянину не нужно было арендовать жилье, покупать дрова и значительную часть продовольствия, да и на форменную одежду — гоголевская «Шинель»! — он не тратился!
Садоводство вообще было традиционным для этого района: ведь в нем не имеет такого большого значения качество земли (все равно удобрять!), а на первый план выходят трудолюбие, умения и качество посадочного материала. В первой половине XIX века преобладали яблоневые сады. Однако в 1869 году московские и подмосковные яблоневые сады настигла катастрофа: «ледяной дождь», в результате которого на ветки наросли пудовые глыбы льда, погубил практически все яблони, и крестьяне из каких-то соображений (возможно, суеверных) не стали их восстанавливать, переключившись на более трудоемкие, но и более доходные при этом варианты садоводства. Немалые деньги приносила ягода, большинство хозяйств на ней зарабатывало 50–200 рублей с десятины.
Всем хорош сад, но это так называемые «долгие деньги» — сначала нужен немалый первоначальный капитал на хороший посадочный материал и удобрение и много труда, а дохода еще придется дожидаться. И еще одно плохо — сад труднопредсказуем. Рожь, овес, картошка в неблагоприятный год дадут меньший урожай, а сад может не дать вообще ничего. И сейчас подмосковные садоводы хорошо это знают: коли «не год» яблокам или сливе — то хоть что делай, будешь без урожая.
Садовые и огородные культуры породили еще один уважаемый «бизнес» — откорм поросят. На отходах капусты, бракованных картошке и фруктах их доводили до «подросткового» состояния и сбывали под Рождество перекупщикам, а в Беляеве даже освоили «полный цикл»: откармливали до полноценных хрюшек и сдавали на мясо.
Побочные доходы
Еще одно принципиальное отличие подмосковной деревни от расположенной в дальнем «медвежьем углу» — хозяйственная польза от стариков и детей. Во втором случае они по мере своих слабых сил разве что на подхвате: дети могут гусей пасти, старуха — понемногу помогать в избе по хозяйству. Если же рядом большой город с сотнями одних только ткацких фабрик, они превращаются в самостоятельных работников, приносящих небольшой, но стабильный доход. Самое простое — «разматывание бумаги». Речь идет об одной из первичных операций с хлопчатобумажной тканью («бумагой»): после того как на тонкопрядильной машине получена нить, ее нужно «размотать» или «уложить», перемотать на специальные катушки. Уже существовали делающие это машины, но дешевизна женского и детского труда диктовала выгодность раздачи неразмотанной «бумаги» по крестьянским избам. Простота работы обеспечивала устойчивое предложение на рынке рабочей силы. Зарабатывали мало (больше рубля в неделю получить было трудно), но зато женщинам работа оставляла время и возможность для хлопот по хозяйству: скотина, огород, дети, стряпня… Другой распространенный промысел, посильный детям постарше и сохранившим зрение старикам, — изготовление из папиросной бумаги и картона папиросных гильз, которые сдавались на фабрику, где их набивали табаком. В некоторых деревнях вязали теплые чулки, это, конечно, маленькому ребенку не поручишь, да и станок надо покупать либо брать в аренду, но и доходность повыше: у хорошей мастерицы в неделю могло выйти 3–4 рубля прибыли.
Большим подспорьем были дачи. Царицыно, любимое состоятельными москвичами — чиновниками, инженерами, адвокатами, — летом создавало в окрестных деревнях спрос на молоко, творог, сметану, яйца (особенно славились шайдровские, при этом дачники платили на 10 % дороже, чем в Москве: а как же, «сей секунд из-под курочки-с!»), зелень, битую птицу и другие «экологически чистые продукты» (тогда, впрочем, других и не было). Некоторые жители Беляева и Сабурова в начале века приспособились летом сдавать «углы» горожанам: либо неотапливаемую «летнюю» половину избы, либо делали пристройки-сараюшки, называя их модным словом «веранда». Практика дожила до советского времени, еще путеводитель 1928 года всячески рекламировал отдых в Сабурове и Беляеве, невзначай сообщая: «местные жители сдают дачникам свои домики по 150– 200 руб. за сезон». Неслабо, 50 рублей в 1927 году — средний месячный заработок квалифицированного промышленного рабочего!
В единственный класс
«Пригородность» повышала ценность образования: если в дальних уездах крестьян приходилось (нередко безуспешно) убеждать отдать их Ванек и Машек в школу, то здесь выгоду грамоты понимали хорошо. Для крестьянских детей были доступны три вида учебных заведений: церковно-приходские школы, земские училища и училища Министерства народного просвещения (государственные). Программы в них различались не очень существенно, все они преподавали азы чтения, письма и счета, Закон Божий, немного истории. Учились в них год-два, в двуклассных — три-четыре. Различались они по источнику и объемам финансирования (хотя иной раз разобраться, где чьи средства — государства, церкви и земства — было очень трудно) и, разумеется, по личным качествам учителя.
Собственная школа в нашем районе была одна: земская в Беляеве, сравнительно небольшая, на 70 с лишком детишек, в нее же ходили и дети соседнего Шайдрова. Интересно, что в 1901 году детей школьного возраста в двух деревнях было совокупно 69, а в школу ходили 77; стало быть, были «приблудившиеся», вероятно, из Сабурова. Сабуровским, вообще-то, положено было топать в царицынскую школу, но она в полтора раза дальше и в два раза больше, так что, по-видимому, «договаривались». Котляковские брели за полторы версты в чертановскую школу. Все это школы земские, финансируемые местным самоуправлением при некотором участии жителей.
А еще порой везло…
В середине 1880-х повезло жителям Шайдрова, до этого чуть ли не самой захудалой деревни в округе; да так повезло, что по окрестностям зубовный скрежет стоял несколько лет. Судите сами: у них имелся общинный участок земли за рекой, на левом берегу — земля бросовая, добираться неудобно, урожай надо сторожить — сплошная головная боль. И вот московские власти решили устроить там поля аэрации для системы канализации. Шайдровцы нашли хороших переговорщиков и выторговали 70 тысяч рублей компенсации; будучи положены в банк, эти средства приносили проценты, каждому из примерно 40 домохозяйств «за здорово живешь» перепадало около полусотни в год. Богатыми рантье жители деревни не стали, но дома привели в порядок, завезли навоза и вообще как-то перевели дух.
В годы «военного коммунизма» натерпелись, конечно: оголодавшая Москва выметала все под метелку. Зато в годы нэпа вроде бы вернулись к привычной жизни: сады да огороды, торговали с Москвой, ходили туда на подработку, пускали дачников…
А потом пришли колхозы.
