Высотка МГУ на Воробьевых горах — самое узнаваемое университетское строение Москвы, но далеко не единственное. В распоряжении студентов и ученых еще множество зданий вокруг «небоскреба», да и в других частях города. Начиналось все гораздо скромнее — основанный в 1755 году университет располагался на месте нынешнего Исторического музея, а затем перебрался на Моховую.
Образование выходит в свет
Прошло уже почти три века, а появление Московского университета по-прежнему остается дискуссионной темой среди историков науки — то одну личность называют они главным основателем, то другую. Конечно, университет стал делом многих выдающихся людей, но особую роль сыграли двое. У его истоков стояли Иван Шувалов и Михаил Ломоносов. Один — администратор, второй — ученый, и оба заложили в фундамент московской высшей школы идеи и противоречия эпохи Просвещения.
К середине 18-го столетия в Москве все еще не было университета, да и вообще полноценного светского образования. Еще в 1687 году в древней столице появилась Славяно-греко-латинская академия, однако это заведение создал богослов и учитель царских детей Симеон Полоцкий, готовило оно в основном священников, а подчинялось в конечном счете патриарху всея Руси.
Эту ситуацию, как и многое в стране, поменял Петр Великий. Император сделал первый шаг к появлению светской системы высшего образования в России. Он ввел для всех дворян «элементарное обучение (…) с участием цифири и геометрии» и реформировал Славяно-греко-латинскую академию, которая с тех пор понемногу теряла исключительно богословский характер. При Петре I в 1724 году в Санкт-Петербурге были учреждены академия наук, университет и академическая гимназия.
Основанный в 1724 году Петербургский университет стал неудачным предприятием — к концу века научная и образовательная жизнь там совсем угасла. В 1819 году университет практически пришлось создавать заново на базе Главного педагогического института. Поэтому историки до сих пор спорят, чей же университет старейший в России — в Петербурге настаивают на 1724 годе, а в Москве — на 1755 годе, и справедливо напоминают, что преемственность современного петербургского университета и того, что был учрежден при Петре I, неочевидна.
Однако петровские начинания не вполне достигли своей цели. Историк Василий Ключевский писал, что недостаток профессиональных педагогов и «любознательности в публике», а также «занимательности самого преподавания» погубил попытку создать настоящий университет. Вскоре после смерти Петра от европейского светского образования остались главным образом внешние атрибуты (многие его преобразования также постепенно утрачивали смысл, неизменными оставались лишь ассамблеи, бритье бород и немецкое платье). Без изящных манер академия наук и университет, казалось, не нужны обществу. Просвещение мало заботило государевых людей, слишком занятых дворцовыми переворотами, балами и другими удовольствиями. Ключевский в работе «Западное влияние в России после Петра» с сожалением рассказывает: образование сохраняли «в эстетической дозе, не более того, сколько было нужно для понимания, хотя бы и поверхностного, предметов музея изящных искусств: учиться, чтобы уметь вращаться в свете и наслаждаться, и учиться не более того, сколько нужно, чтобы уметь наслаждаться, вращаясь в свете; такая задача была поставлена русской школе образованным обществом».
Русская политическая жизнь несколько успокоилась с восшествием на престол дочери Петра I Елизаветы. Императрица продолжила многое из начатого ее отцом, в том числе благоволила ученым. 12 января 1755 года Елизавета Петровна подписала указ «Об учреждении Московского Университета и двух гимназий».
Здание Императорского Московского университета на Моховой улице. Акварель неизвестного художника, 1798 год
Быть или не быть оазису вольнодумства
Императрица приняла судьбоносное решение, когда ее фаворит Иван Шувалов предложил ей «Проект об учреждении Московского университета». Составлять его помогал Михаил Васильевич Ломоносов — действительный член Императорской академии наук. Много лет ученый мечтал об основании университета. Он опирался на классическую модель западноевропейского университета-корпорации, автономного и наделенного множеством прав, которые оберегали бы научную жизнь от посягательства государства.
Ломоносов был убежден — именно недостаток творческой и организационной свободы, отсутствие научных дискуссий и конкуренции сгубили петербургский университет. Он судил об этом без всякого снисхождения: «…при здешней Академии Наук … ни Ректоров, ни Профессоров ежегодно и поочередно из Профессоров не выбирают, Студентам никакие (…) не даются публичные диспуты, и екзерциции никогда не бывают, и никого ни в Докторы, ни в Лиценциаты и ни в Магистры не производят (…); следовательно, при здешней Академии Наук не токмо настоящего Университета не бывало, но еще ни образа, ни подобия Университетского не видно».
Идея автономии стала самым серьезным поводом для разногласий между Шуваловым и Ломоносовым. Шувалов прежде всего заботился о государственных интересах и считал задачей университета воспитание квалифицированных кадров для службы, а в идеях Ломоносова, который образцовым полагал Лейденский университет, он видел «несовместимые вольности», излишние и даже опасные. Тем не менее им удалось найти компромисс.
Проект, в конце концов одобренный императрицей, все же имел классические европейские черты. В университете были юридический, философский и медицинский факультеты (в петербургском университете факультетская структура появилась позднее). Ломоносов отстоял также особенные права высшей школы. Согласно проекту, «профессоры и учители, так и прочие под Университетскою протекциею состоящие без ведома и позволения Университетских кураторов и директора неповинны были ни перед каким иным судом стать кроме Университетского».
Однако замыслом наделять ученых степенями пришлось пожертвовать (хотя они и были нужны для научного международного общения), и лишь в XIX веке к этому вернулись. Кроме того, указ императрицы подчеркивал именно государственную важность образования: «Всех находящихся в оном Университете высочайшею нашею протекциею обнадеживаем, а кои особливую прилежность и добропорядочные свои поступки окажут, те пред другими с отменными авантажами в службу определены будут…». Елизавета сохранила за собой право контролировать происходящее в стенах университета через специального попечителя — «куратора», который распоряжался финансами и хозяйством учебного заведения: «…а для содержания в оном Университете достойных профессоров и в гимназиях учителей, и для прочих надобностей, как ныне на первый случай, так и повсегодно, всемилостивейше мы определили довольную сумму денег, дабы ни в чем и никакого недостатка быть не могло, но тем более от времени до времени через прилежание определенных кураторов, которым сие толь важное дело от нас всемилостивейше вверено, и через искуснейших профессоров науки в нашей империи распространялись и в цветущее состояние приходили, чего мы к совершенному нашему удовольствию ожидать имеем…».
Михаил Васильевич Ломоносов не вполне добился своего в 1755 году. Но ученый всегда отличался упорством. С большой энергией он боролся за университетскую автономию и позднее. До самой кончины Ломоносов разрабатывал проект реформы Академии наук и петербургского академического университета.
Что же до Ивана Шувалова, то он стал первым куратором Московского университета. Благодаря его деятельности университет, который сперва «поселился» в Аптекарском доме на Красной площади, переехал затем в собственные здания на Моховой улице. Там специально для этого были выкуплены усадьбы. В 1790 году появилось новое университетское здание, построенное по проекту Матвея Казакова (главный архитектор московского классицизма). Его сильно повредил московский пожар 1812 года, но спустя несколько лет строение восстановили под руководством Доменико Жилярди. Это классическое «старое здание» оставалось главным в университете, пока на Воробьевых горах не выросла «сталинская» высотка.
