Генерал-каторжанин

Генерал-каторжанин, фото

Михаил Александрович Фонвизин

В 8-м микрорайоне Зеленограда, там, где сегодня стоит памятник Пушкину, в начале XIX века находилась усадьба Крюково. Более десяти лет она принадлежала семье Михаила Александровича Фонвизина — героя Отечественной войны 1812 года, декабриста, мыслителя, каторжанина.

В 1820 году поместье Крюково, включавшее одноименное сельцо с 52 крепостными душами и усадьбу с помещичьим домом, приобрела Екатерина Фонвизина, невестка знаменитого автора «Недоросля». Три года спустя Крюково перешло к ее сыну — одному из «генералов двенадцатого года» Михаилу Фонвизину.

«Известный в армии за отличного офицера»

Михаил Фонвизин — потомок обрусевшего («из прерусских русского») остзейского рода von Wiesen — родился в 1788 году в семье, где образование ценили выше царской милости. По традиции, мальчиком он был записан в Преображенский полк. Впрочем, служба эта была лишь формальностью: Михаил учился в Московском университетском пансионе и лишь в 1805 году поступил на действительную службу в Измайловский полк.

Он участвовал в отчаянной контратаке, которая спасла русскую армию от полного разгрома под Аустерлицем, в 1809 году воевал в Финляндии, а три года спустя поручик Фонвизин стал адъютантом Ермолова и с начала Отечественной войны был постоянно «в деле».

Офицером Фонвизин был не только храбрым, но и умелым. Под Витебском в отряде генерала Палена он долго удерживал авангард французов и обеспечил отход армии Барклая. В сражении за Смоленск «со стрелками опрокинул неприятельскую кавалерию», отличился на Семеновских высотах под Бородино, с летучим отрядом казаков-партизан блокировал коммуникации Мюрата. Из битвы за неоднократно переходивший из рук в руки Малоярославец (на передовых постах под огнем) вышел с золотой шпагой за храбрость. В заграничном походе Михаил Александрович прошел страшные Люцен, Бауцен, «Битву народов» под Лейпцигом. За битву под Кульмом (под ним было убито пять лошадей) награжден высшим военным орденом Пруссии Pour le Mérite. В начале 1814 года уже полковником, командиром егерского полка был снова ранен под Бар-сюр-Об (Barsur-Aube), без сознания попал в плен, из-за чего Парижа не брал, но, по слухам, возглавил восстание и захват русскими пленными городка, где они содержались.

«…Был принят моими начальниками с знаками отличного уважения. Знаю, что сам государь жалел о моем несчастии и даже предлагал Наполеону меня разменять, но он не согласился».

Из письма Михаила Фонвизина, май 1814 года

По возвращении в Россию Фонвизин командует егерями: запрещает в своем полку телесные наказания, за свой счет устраивает училище для унтер-офицеров. Звание генерала он получил лишь в 1820 году — из-за дружеского покровительства Ермолова, раздражавшего Александра I своей дерзостью. Сразу же получив в командование бригаду, всего через полгода Михаил был от нее отставлен — место отдали кому-то более удобному для начальства, но роль «генерала без армии» оказалась для него неприемлемой. В 1822 году генерал-майор Михаил Фонвизин оставил военную службу.

Генерал-каторжанин  фото

Портрет императора Александра I работы неизвестного художника, XIX век

Заговорщик

За полгода Отечественной войны 1812 года молодые офицеры ощутили пробуждение простого народа и единство с ним. «Между солдатами не было уже бессмысленных орудий; каждый чувствовал, что он призван содействовать в великом деле», — писал декабрист Иван Якушкин. Еще сильнее подействовал на них заграничный поход. Александр I казался героем — ведь он не только освободил Европу от тирана, но и Бурбонов заставил даровать права французам. Ставшие внезапно доступными сочинения немецких и французских публицистов, газеты разных партий открыли русским офицерам незнакомый мир живой общественной жизни, которую, казалось, при поддержке такого царя можно создать и в России. Будущее виделось светлым.

Отрезвление наступило быстро: царь проявлял открытое презрение к России и ее народу, выпалывал любые ростки гражданской самодеятельности и в податном сословии, и среди дворянства. Любые частные объединения — вплоть до офицерских артелей-клубов — запрещались, а разрешенная общественная жизнь сводилась к танцам, картам и пьянству. Публичное обсуждение политических материй было свернуто. За невозможностью объединений открытых стали возникать тайные, тем более что традиции тайных масонских лож (о которых, впрочем, все знали) распространились еще со времен Екатерины II.

«…Обратить внимание цензуры на издаваемые журналы и другие сочинения, дабы в них ни под каким видом не было печатаемо ничего ни в защищение, ни в опровержение вольности или рабства крестьян, не только здешних, но и иностранных, ни вообще материй, касающихся до распоряжений правительства».

Князь Александр Голицын, министр народного просвещения

Фонвизин еще с 1817 года участвовал в тайных обществах. За главное почитал он установление «законно-свободных постановлений» (то есть независимой от прихоти самодержца законности для обеспечения гражданских свобод) и «уничтожение крепостного рабства». Добиваться этого хотел ненасильственно: распространением «истинных правил нравственности и просвещения», практической благотворительностью, поддержкой благих действий правительства, продвижением единомышленников на ключевые государственные посты. Правда, как освободить крестьян, не только не уничтожив дворянство, но и сохранив его роль в государстве, никто пока не понимал.

Как всегда и бывает в политических тайных обществах, здесь хватало тех, кто стремился привести народ к свободе и счастью силой. Уже в 1817 году высказывались мысли о перевороте и цареубийстве, а для этого — вполне логично — нужна была организация на принципах диктатуры и тотальной конспирации. Фонвизин же полагал, что «цель ни в коем случае не освящает средства». Впрочем, известия о революциях на юге Европы и прежняя масонская практика и его толкали на разделение членов общества по «уровням посвящения». В 1821 году Союз благоденствия (самое массовое объединение будущих декабристов) имитировал самоликвидацию. Так отсеяли самых неуверенных и самых радикальных членов, а движение продолжило жизнь под новым названием и с усиленной конспирацией.

Семьянин и филантроп

Еще числящийся при армии, но уже не занятый службой, в 1821 году Фонвизин уезжает в костромское имение налаживать хозяйство после смерти отца. Там он встречается с 16-летней двоюродной племянницей — Натальей Апухтиной, барышней с ярким и сильным характером: глубоко религиозной, яростно свободолюбивой и крайне экзальтированной. Отец ее почти разорился, роль обедневшей провинциалки юную Наталью не устраивала: в мужском платье она бежала из дома в монастырь под видом послушника Назария, но беглянку вернули. И тут Фонвизин… влюбился. Скупив и уничтожив долговые расписки отца Натальи, он сделал ей предложение. Наталья же сочла это расплатой за спасение от кредиторов и долго противилась браку, пока не решилась, наконец, самоотверженным образом исполнить дочерний долг.

«Я слышал, что когда в Москве была открыта подписка для помощи крестьянам, то некоторые лица, вероятно с целью очернить правительство, пожелали пожертвовать большие суммы и подчеркнуть этим его мнимое участие».

Граф Виктор Павлович Кочубей, министр внутренних дел

Из-за родственной связи церковь долго не соглашалась на венчание — решение было принято лишь год спустя в Синоде. Молодая чета жила то в Москве, то в Крюкове. Фонвизин, выйдя в отставку, много читал и занимался хозяйством. Отойдя от всякой конспирации, он, однако, не покинул тайной организации (ставшей к тому времени Северным обществом) и продолжил заниматься благотворительностью. Когда в Московской губернии случился голод, не найдя понимания у генерал-губернатора, он сам занялся сбором средств голодающим и вместе с Иваном Якушкиным собрал значительную сумму. Правда, это вызвало лишь раздражение властей, заподозривших филантропов в попытке дискредитировать правительство.

Каторжанин

Осенью 1825 года Фонвизин вновь стал изредка появляться на собраниях Северного общества и даже предоставлять для них свой дом. По-прежнему резко дистанцируясь от обсуждения планов цареубийства, он даже заявляет, что если бы мог поверить в их реальность, то донес бы правительству. После внезапной смерти Александра I многим декабристам кажется, что настал их звездный час: они уверяют друг друга, что все готово для выступления, что армия на их стороне… Фонвизин не возражает, но, очевидно, и не соглашается, поскольку никаких обязательств на себя не берет.

После провала выступления на Сенатской площади под стражу был взят и Фонвизин — в Крюкове, на глазах у беременной вторым сыном Натальи. Хотя активных действий против правительства за ним не обнаружилось, суд заочно приговорил Фонвизина «по четвертой категории» — к лишению чинов и дворянства, 12-летней каторге (позднее сокращенной до 8 лет) и вечной ссылке. В 1828 году к Фонвизину в Сибирь приехала жена, оставив маленьких сыновей на попечение своей матери.

«…Умышлял на Цареубийство согласием <…> хотя впоследствии <…> с отступлением от онаго; участвовал в умысле бунта <…> По лишении чинов и дворянства, сослать в каторжную работу на двенадцать лет и потом на поселение».

Из приговора Михаилу Фонвизину

В каторжных воспоминаниях декабристов Фонвизин упоминается нечасто — он участвовал во всех декабристских артелях, но душой общества не был. Тюремные условия тяжело сказались на здоровье Натальи, а все четверо рожденных ею в это время детей умерли в младенчестве. Денег не хватало, и в 1833 году она продала Крюково брату товарища по несчастью декабриста Митькова Валериану.

По окончании срока каторги Фонвизиных отправили в ссылку: сначала в Енисейск, потом в Красноярск и, наконец, в Тобольск, где они прожили пятнадцать лет.

Мыслитель

В ссылке Михаил Фонвизин глубоко погрузился в размышления о религиозно-нравственных и социально-политических проблемах своего времени. Оформленные в виде нескольких работ, результаты этих размышлений увидели свет лишь полвека спустя.

Обратившись к идеалам христианства, Фонвизин находил путь к ним в утопическом социализме. Впрочем, придя к идее насаждения всеобщего равенства, он вскоре осознал, что «между братьями-христианами все было общее не по уложению, а по духу любви и самоотвержения, к которому способны только избранные… а не целый народ».

Дитя эпохи примитивного еще российского сельского хозяйства, любую иную хозяйственную деятельность Фонвизин полагал вторичной. Он считал, что у России свой особый путь. Сохранившаяся крестьянская община представлялась ему преимуществом перед Европой и надежной опорой преобразований государства в духе социализма без революций. Залогом же общего вектора развития России и Западной Европы он полагал веру в Христа, но только не в изводе существующих церквей, а по заветам раннего «иерусалимского» христианства.

Генерал-каторжанин  фото

Александр Христофорович Бенкендорф (1783-1844). Джордж Доу, 1822 год

Дорога домой

13 февраля 1853 года, еще до общей амнистии декабристам, Михаил Фонвизин получил разрешение вернуться домой. Все прежние просьбы родных, знакомых и даже шефа жандармов Александра Бенкендорфа об облегчении его судьбы император решительно отклонял. Лишь смерть от чахотки— одного за другим— двух старших сыновей Фонвизина смягчила царя: бывшему ссыльному дозволили жить в имении Марьино Бронницкого уезда под полицейским надзором с запретом на въезд в столицы. Чуть больше года спустя по возвращении из ссылки, 30 апреля 1854 года, бывший генерал, декабрист и каторжанин Михаил Фонвизин скончался.

Потерявшая всех своих детей Наталья Дмитриевна взяла на воспитание нескольких приемных, а в 1857 году вступила в новый и, увы, непродолжительный брак с декабристом Иваном Пущиным, которого также не станет спустя два года.

Читайте также

Фильтр