В конце XVI века на территории современного московского района Войковский, а в те годы — Горетова стана Московского уезда, появилось небольшое село Никольское в пять дворов с деревянной церковью Николая Чудотворца. Более ста лет владельцами его были «выезжие» из Кабарды князья Черкасские.
Потомки султана Инала
В середине XVI века многочисленные ханства — осколки Золотой Орды — непрерывно донимали набегами окрестные коренные народы и земли Московского царства. В конце 1550-х годов, вскоре после взятия Москвой Казани и Астрахани, кабардинские князья обратились к русскому царю за покровительством и поддержкой. Союз сулил выгоду обеим сторонам, ведь преданный вооруженный сосед на юго-восточных рубежах Москве был удобен. В 1557 году князья перешли в московское подданство, а спустя четыре года политический союз скрепили династическим браком — избранницей Ивана Грозного стала кабардинская княжна Кученей, в крещении Мария Темрюковна.
Темрюковичи появлялись в Москве и раньше, но брак этот привел их сюда надолго. Братья новой царицы — черкасы (или черкесы), как звали на Руси кабардинцев, — в крещении получают имя князей Черкасских и обширные вотчины на территории Московского царства. За первыми князьями потянулись другие. Прочные связи с царским родом, а вскоре и с другими знатными фамилиями обеспечат им мгновенный взлет по карьерной лестнице. Впрочем, положение это устойчивым не было: в бурных событиях XVI–XVII веков Черкасские попадали на плаху, в ссылку и теряли владения так же стремительно, как получали.
Племянник царицы
В 1588 году на службу к царскому двору прибыл племянник уже покойной супруги Ивана Грозного Марии Темрюковны — Каншов-мурза (в крещении Дмитрий). Этот внук прославленного князя Темрюка оказался выдающимся воеводой — его главные заслуги пришлись на период Смуты. Правда, постоянством Дмитрий Мамстрюкович не отличался. Едва присягнув царю Василию Шуйскому, в июне 1608 года он переходит на сторону Лжедмитрия II и остается с самозванцем до его гибели в 1610 году. Сразу вслед за этим князь Черкасский появляется в лагере литовского гетмана Сапеги, но уже на следующий год становится одним из главных сподвижников воеводы Второго московского ополчения Дмитрия Пожарского и руководит обороной от поляков в районе Можайска. Авторитет князя был настолько велик, что в 1613 году его имя даже фигурировало в числе кандидатов на русский трон, а военный талант нашел применение и при новоизбранном царе Михаиле Романове. Лишь после Деулинского перемирия 1618 года Дмитрий постепенно отходит от военного дела. В 1619 году его жалуют в бояре, затем долгие годы князь — глава приказа Казанского дворца. До самой смерти в 1651 году он входил в ближний круг царей новой династии. В московской жизни этот выходец из Кабарды стал примерным христианином — следуя традиции, он щедро жертвует на храмы и монастыри. Именно при нем в 1627 году в селе Никольском возведут новую деревянную церковь — с прежним посвящением и на прежнем месте.
Князь-строитель
Богатейшее наследство умершего бездетным князя Дмитрия Мамстрюковича досталось его дальнему родственнику Якову Куденетовичу Черкасскому. Прибывший в Москву в годы правления Михаила Романова бывший Урускан-мурза, а ныне князь Яков женился на княжне Прозоровской, тем самым породнившись и с Прозоровскими, и с влиятельными Шуйскими. Один из ближайших к трону людей, Яков Черкасский, был чрезвычайно богат, его владения насчитывали десятки тысяч десятин земли с крепостными в нескольких уездах.
Всю жизнь князь Яков был рядом с царем Алексеем Михайловичем: ездил с ним на богомолье и тешился на пирах. Первым воеводой в Русско-польской войне он выиграл ряд важнейших сражений и серьезно потеснил поляков. В 1649–1650 годах Черкасский ведал Стрелецким и Иноземным приказами.
Правда, был ли он хорошим управленцем, неизвестно — его деятельность оказалась слишком краткой, а военные успехи, как полагают некоторые историки, следует относить скорее на слабость противника и общий перевес силы, чем на заслуги полководца.
Вероятно, именно при нем Никольское стало превращаться в «путевой дворец» для иностранных послов, хотя достоверных данных об этом нет. Подлинного расцвета село-резиденция достигнет уже при его сыне — Михаиле Черкасском. Один из ярчайших представителей фамилии, Михаил Яковлевич, оставил по себе память не только в центральных уездах, где были его вотчины, но и в Сибири, управлять которой отправил князя царь Петр I. Начав обычный путь при дворе стольником, Михаил стремительно и уверенно шагает вперед: в 1682 году становится боярином, еще через два года — ближним боярином. В 1685 году он воевода в Новгороде — борется с раскольниками, а в 1697 году с подробным петровским наказом едет воеводой в Тобольск.
Тобольское воеводство стало вершиной его карьеры — редкая по тем временам неподкупность обеспечила ему добрую славу и признательность царя. Обладатель 75 тысяч десятин земли и 50 тысяч крестьян, Михаил Черкасский во взятках попросту не нуждался и мог спокойно посвятить себя делу, тем более что дел было невпроворот. Царь наказывал ему и про «ясачных людей» — башкир и татар (как взимать дань, беречься от набегов, крестить, когда хотят, и не крестить, коль не желают), и про служилых (кого куда отправить, кого отставить), и про запасы городские (пересчитать и отчитаться), и про строительство каменное (чтоб не горела казна), и о борьбе с корчмачеством, и о вреде табака, и даже — про горную разведку (ведь как раз накануне Петру I доложили о залежах руды в уральских недрах).
Воевода Черкасский исполнил все и даже больше. Он построил железоделательные заводы — два Каменских, Алапаевский, Невьянский и Уктусский, кирпичный завод под Тобольском. В самом городе, как и приказывал царь, возвел из камня церковь, Приказную палату и гостиный двор. И уже по собственному почину открыл первую светскую школу: дети служилых учились здесь грамоте, латыни, арифметике, геометрии и военному делу.
Строить князь Михаил успевал не только в Сибири, но и под Москвой. При нем в Никольском появятся конюшни, скотный двор, мельники, приказчики, множество дворовых людей и даже специально перевезенные из Суздальского уезда крестьяне. А к началу XVIII века в здешних владениях были свои хлебники (пекари), повара и более 150 крестьянских душ. Правда, в 1676 году усадьба сгорела — именно в таком виде ее застало нидерландское посольство, описанное Балтазаром Койэттом. Но, судя по писцовым книгам, спустя 10 лет отстроились уже и усадьба, и Никольская церковь — теперь она стала двухэтажной, с двумя престолами. Архивы сохранили свидетельства ее богатого убранства: многочисленной утвари, икон и храмовых книг.
Черепаха
Вернувшись из Тобольска в Москву, в 1712 году бывший воевода Михаил Черкасский умер, оставив свои вотчины сыну и будущему губернатору Сибири Алексею Черкасскому.
Алексей Михайлович работы не чурался, но от карьерной гонки уклонялся что есть сил — правда, безуспешно. Этого обладателя громадного состояния и множества поместий приближали, уважали и слушали императоры и императрицы от Петра I до Елизаветы Петровны (Черкасский пережил всю эпоху дворцовых переворотов). Он стоял во главе Санкт-Петербургской канцелярии строений в самом начале столь непростого петровского строительства, был губернатором Сибири, действительным тайным советником, сенатором, кабинет-министром и даже президентом Коллегии иностранных дел в чине канцлера.
Князь Черкасский был тучен, неповоротлив и не блистал красотой, так что прозвище Черепаха приклеилось к нему намертво. Придворные его равнодушие к чинам и неспешность принимали за глупость, леность и нерешительность, осыпая Черепаху нескрываемыми насмешками. Соратник Петра I Виллим де Геннин предлагал царю выдать сибирскому губернатору «мешочек смелости» (сам Черкасский умолял царя избавить его от перспективы губернаторства, но кто ж об этом вспоминал?), жена английского посланника леди Рондо в своих письмах ехидно писала: «Голова его слишком велика и склоняется к левому плечу, а живот, который также очень обширен, наклоняется на правый бок».
Результаты деятельности князя были, возможно, и не столь обширны, как его живот, зато весьма прочны. Волею судьбы и, вероятно, собственного медлительного упрямства он, случалось, говорил и действовал, когда другие молчали. Так, среди общего молчания задав «неосторожный» вопрос, он окажется в числе авторов дерзкого проекта ограничения монаршей власти. При этом не только не пострадает, но и получит чин действительного тайного советника, «Андрея Первозванного» и «Александра Невского» на грудь, а также должность сенатора. Очень многим ему обязан Петербург: Черкасский непосредственно руководил осушением болот, занимался украшением и отделкой дворцов. В 1717 году он подал Петру I записку о введении денежной подати взамен отправки рабочих на петербургскую стройку, чем, видимо, существенно облегчил жизнь российской провинции: император к мнению Черепахи обычно прислушивался.
Бывший, очевидно, большим жизнелюбом, канцлер много ел и мало двигался. Перенеся два апоплексических удара, третьего он не выдержал. Черкасский-Черепаха умер в конце 1742 года, оставив все свое состояние единственной дочери Варваре — в замужестве Шереметевой. После смерти Черкасского жизнь в Никольском не останавливалась — именно здесь его вдова княгиня Мария Юрьевна в 1744 году принимала императрицу Елизавету Петровну.
