Название «Марьина роща» появилось на картах только в XVIII веке. А в предыдущем столетии здешняя безымянная пустошь обрела одно из своих ранних названий — Марьина слободка и первых родовитых владельцев, «выезжих» из Кабарды князей Черкасских.
Потомки султана Инала
В середине XVI века многочисленные ханства—осколки Золотой Орды непрерывно донимали набегами окрестные коренные народы и земли Московского царства. В конце 1550-х годов, вскоре после взятия Москвой Казани и Астрахани, кабардинские князья обратились к русскому царю за покровительством и поддержкой. Союз сулил выгоду обеим сторонам, ведь преданный вооружённый сосед на юго-восточных рубежах для Москвы был очень удобен. В 1557 году князья перешли в московское подданство, а спустя четыре года политический союз скрепили династическим браком: избранницей Ивана Грозного стала кабардинская княжна Кученей — в крещении Мария Темрюковна.
Темрюковичи появлялись в Москве и раньше, но брак этот привёл их сюда надолго. Братья новой царицы — черкасы (или черкесы), как звали на Руси кабардинцев, в крещении получают имя князей Черкасских и обширные вотчины на территории Московского царства. За первыми князьями потянулись другие. Прочные связи с царским родом, а вскоре и с другими знатными фамилиями (Черкасские породнятся с Романовыми, Шуйскими, Прозоровскими) обеспечат им мгновенный взлёт по карьерной лестнице. Впрочем, положение это устойчивым не было: в бурных событиях XVI-XVII веков предки марьинских владельцев попадали на плаху, в ссылку и теряли владения так же стремительно, как получали.
Репродукция картины художника Э. Лисснера «Соляной бунт в Москве»
Князь Яков и Марьина слободка
Первым хозяином Марьина был боярин Иван Борисович Черкасский. Из-за родства с Романовыми его отец во времена Годунова потерял не только вотчины, но и жизнь, но то же родство при новом царе Михаиле Романове поднимет Ивана Черкасского на небывалую высоту. Его даже допускали к святая святых: к исполнению «домашнего дела, которое всегда поручалось самым близким и испытанным людям, кому вполне можно было верить» — он «лечил государю волоски», т. е. попросту стриг.
В 1617 году по царёвой грамоте князь Иван получает в вотчину «сельцо Осташково на суходоле». Спустя несколько лет здесь уже значатся «церковь во имя Живоначальныя Троицы, место дворовое попово, дьячково, пономарёво, просвирницыно; пашни церковной земли 4 четверти в поле, а в дву потому ж; в селе пруд; да к тому ж селу слободка Бояркина, Марьина тож, …а в ней 63 двора бобыльских на оброк; под тою слободкою мельница в одно колесо; да в селе Осташкове двор боярской, да другой двор, а в нём живут деловые люди». Сельцо со слободкой располагались удачно — по пути на царское богомолье в Троице-Сергиев монастырь. В 1660-е годы уже сын Михаила Романова — царь Алексей Михайлович в соседнем селе Алексеевском выстроит путевой дворец, а двоюродный брат Ивана Черкасского — князь Яков Куденетович станет принимать царя у себя в Останкине.
Женившись на княжне Прозоровской, князь Яков породнился не с одним лишь этим родом, но также и с Шуйскими. После смерти бездетного брата Ивана он получил в наследство богатейшие владения, включая и сельцо Осташково с Марьиной слободкой, а по завещанию бездетного Ивана Шуйского к Черкасским вернулась их давняя родовая вотчина — село Иваново. Один из ближайших к трону людей, Яков Черкасский был чрезвычайно богат, его владения насчитывали десятки тысяч десятин земли с крепостными в нескольких уездах.
С. В. Иванов «Приезд воеводы»
Всю жизнь князь Яков был рядом с царём: ездил с ним на богомолье и тешился на пирах. Первым воеводой в русско-польской войне он выиграл ряд важнейших сражений и серьёзно потеснил поляков. В 1649–1650 годах Черкасский ведал Стрелецким и Иноземным приказами, а также Новой четью (приказ, собиравший доходы с кружечных дворов). Правда, был ли он хорошим управленцем, неизвестно — его деятельность оказалась слишком краткой, а военные успехи, как полагают некоторые историки, следует относить скорее на слабость противника и общий перевес сил, чем на заслуги полководца.
По имени князя и слободку Марьину станут называть Князь-Яковлевской: здесь поселятся «безпашенные бобыли» и дворовые Якова Черкасского. Слободка разрастётся: более 200 здешних бобылей кормились ремеслом в Москве, и, судя по всему, успешно. В 1650 году, после Соляного бунта всех их, как и других жителей белых слобод, промышлявших в Москве и не плативших посадское тягло, переселяют в московские чёрные сотни. С этого времени и на следующие 25 лет Князь-Яковлевское придёт в запустение: из-за отсутствия прихода Патриарший приказ даже не станет брать дани с тогда ещё деревянной останкинской Троицкой церкви.
Боярин-строитель
Жизнь в Марьиной слободке потихоньку возрождается лишь к 1670-м годам. В это время она принадлежит уже сыну князя Якова — Михаилу Яковлевичу Черкасскому. К 1676 году Троицкая церковь снова обрастает приходом и платит дань. Спустя два года писцы отмечают в Останкино 140 жителей, «дворъ сокольничий, въ немъ 15 человек дворовыхъ людей, дворы прикащиковъ и псарённый», а в Марьине около сотни дворовых людей, бобылей и наёмных работников — «захребетников».
Михаил Яковлевич оставил по себе память не только в центральных уездах, где были его вотчины, но и в Сибири, управлять которой князя отправил царь Птр I. Начав обычный путь при дворе стольником, Михаил Черкасский стремительно и уверенно шагает вперёд: в 1682 году становится боярином, ещё через 2 года — ближним боярином. В 1685 году он воевода в Новгороде — борется с раскольниками, а в 1697 году вместе с сыном Петром уезжает воеводой в Тобольск, получив подробный петровский наказ.
«В 7158 (1650) г. генваря 25, по государеву патриархову указу, вследствие челобитной, за пометою дьяка Ивана Ковелина «с Троицкой церкви данных денег имать не велено и из оклада выложить, потому что по Государеву указу от тоя церкви прихожане вывезены к Москве в черныя сотни».
Исторические материалы о церквах и селах XVI-XVIII ст.
Тобольское воеводство станет вершиной его карьеры—редкая по тем временам неподкупность обеспечила ему добрую славу и признательность царя. Обладатель 75 тысяч десятин земли и 50 тысяч крестьян, Михаил Черкасский во взятках попросту не нуждался и мог спокойно посвятить себя делу, тем более что дел было явно невпроворот. Царь наказывал ему и про «ясачных людей»—башкир и татар (как взимать дань, беречься от набегов, крестить, когда хотят, и не крестить, коль не желают), и про служилых (кого куда отправить, кого отставить), и про запасы городские (пересчитать и отчитаться), и про строительство каменное (чтоб не горела казна), и о борьбе с корчмачеством, и о вреде табака, и даже—про горную разведку (ведь как раз накануне Петру I доложили о залежах руд в уральских недрах).
Воевода Черкасский исполнил всё, и даже больше. Он построил два Каменских, Алапаевский, Невьянский и Уктусский железоделательные заводы, кирпичный завод под Тобольском. В самом городе, как и приказывал царь, возвёл из камня церковь, Приказную палату и гостиный двор. И уже по собственному почину открыл первую светскую школу в тобольском кремле: дети служилых учились здесь грамоте, латыни, арифметике, геометрии и военному делу.
«…Будет кто по какому сыску или по чьему извету где знает руды золотую или серебряную и медную и слюду и впредь сыщет, о том бы они извещали им Ближним Боярину и Воеводам, а по тем изветом рудных и слюдяных мест, смотря по времени… послать досматривать людей добрых, чтоб осмотря и описав, привезли тех руд в Тобольск для опытов».
«Наказ ближнему боярину князю Черкасскому, назначенному в Тобольск воеводою»
Строить князь Михаил Яковлевич успевал не только в Сибири, но и под Москвой. Ещё в 1677-1683 годах он возводит каменную Троицкую церковь в Останкино на месте прежней деревянной. Её отделка завершится лишь в 1692 году, и это будет тот самый нарядный храм московского узорочья, что так органично вписался в останкинский усадебный комплекс XVIII века. Вернувшись из Тобольска в Москву, в 1712 году бывший воевода умер, оставив свои вотчины в наследство сыну и будущему губернатору Сибири Алексею Михайловичу Черкасскому.
Черепаха
Алексей Михайлович Черкасский работы не чурался, но от карьерной гонки уклонялся что было сил — правда, безуспешно. Этого обладателя громадного состояния и множества поместий приближали, уважали и слушали императоры и императрицы от Петра I до Елизаветы Петровны (Черкасский пережил всю эпоху дворцовых переворотов). Он стоял во главе Санкт-Петербургской канцелярии строений в самом начале столь непростого петровского строительства, был губернатором Сибири, действительным тайным советником, сенатором, кабинет-министром, и даже президентом Коллегии иностранных дел в чине канцлера.
«…По истине не за какую Вашу противность сие Вам посылаю, но для двух причин: первое, что Вы там были и знаете, другое, что вскоре сыскать другого надежного в такую отдаленную сторону не мог. Однакоже, в том можешь надежен быть, что, когда там распорядишь и добрый ансталт учинишь, и о том отпишешь, тогда непременно Вас переменим по Вашему желанию».
Из ответа Петра I на прошение Алексея Черкасского об увольнении его от сибирского губернаторства
Князь Черкасский был тучен, неповоротлив и не блистал красотой, так что прозвище Черепаха приклеилось к нему намертво. Придворные его равнодушие к чинам и неспешность принимали за глупость, леность и нерешительность, осыпая Черепаху нескрываемыми насмешками. Соратник Петра I Виллим де Геннин предлагал царю выдать сибирскому губернатору «мешочек смелости» (сам Черкасский умолял царя избавить его от перспективы губернаторства, но кто ж об этом вспоминал?), жена английского посланника леди Рондо в своих письмах ехидно писала, что «голова его слишком велика и склоняется к левому плечу, а живот, который также очень обширен, наклоняется на правый бок».
Елизавета Петровна
Между тем результаты деятельности князя были, возможно, и не столь обширны, как его живот, зато весьма прочны. Волею судьбы и, вероятно, собственного медлительного упрямства, он, случалось, говорил и действовал, когда другие молчали. Так, среди общего молчания задав «неосторожный» вопрос, он окажется в числе авторов дерзкого проекта ограничения монаршей власти. При этом не только не пострадает, но и получит чин действительного тайного советника, «Андрея Первозванного» и «Александра Невского» на грудь, а также должность сенатора. Очень многим ему обязан Петербург: Черкасский непосредственно руководил осушением болот, занимался украшением и отделкой дворцов. В 1717 г. он подал Петру I записку о введении денежной подати взамен обязательной отправки рабочих на петербургскую стройку, чем, видимо, существенно облегчил жизнь российской провинции: император к мнению Черепахи обычно прислушивался.
Черкасские вотчины продолжали при нём хорошеть. Незадолго до смерти князь обустраивает подмосковное Останкино: возводит здесь новый дом с «увеселительной залой», разбивает парк, проводит приёмы и маскарады в честь императрицы Елизаветы Петровны. Бывший, судя по всему, большим жизнелюбом, канцлер много ел и мало двигался. Перенеся два апоплексических удара, третьего он не выдержал. Черкасский-Черепаха умер в самом начале 1743 года, оставив всё своё состояние единственной дочери Варваре — в замужестве Шереметевой.
