Театр Российской армии в Мещанском районе Москвы привлекает и необычной архитектурной формой, и широким репертуаром, и выдающимися актерами. На его подмостках выступали Фаина Раневская, Владимир Зельдин, Людмила Касаткина, Лариса Голубкина. А во главе его стояли Алексей и Андрей Поповы.
Театр в окопах
Театр зародился в 1929 году, раньше, чем появилось его уникальное здание. Первые репетиции проходили в Центральном доме Красной армии — он до сих пор располагается в этом же районе на Суворовской площади. В театре работало несколько коллективов, среди которых были кукольники и известнейший ансамбль песни и пляски А. В. Александрова. Художественным руководителем стал Василий Федоров, а директором — Владимир Месхетели.
Первые репетиции проводились практически на фронте. Вместе с Федоровым актеры уехали на Восток, где в 1929 году произошел советско-китайский конфликт на Китайско-Восточной железной дороге. Те события легли в основу первого спектакля Центрального театра Красной армии, который так и назывался — «К.В.Ж.Д.». Он прошел 6 февраля 1930 года в Краснознаменном зале Дома армии. Справедливости ради нужно сказать, что это был не совсем спектакль во мхатовском понимании, а скорее шоу-ревю, в котором артисты представляли происходившее на КВЖД в нескольких не связанных между собою сценках.
Театр обретает свое лицо
Несвязность, нестройность и несоответствие мхатовским традициям были характерны для первых лет существования Театра Армии. Пробовались молодые актеры и режиссеры. Ситуация изменилась с появлением в театре Юрия Завадского. К тому времени ученик Евгения Вахтангова вырос в режиссера. Завадский уже восемь лет возглавлял свою театральную студию. Он и сам играл — первые роли на сцене МХАТа, в постановках, которые навсегда прославили театр и актера: Калаф в триумфальной «Принцессе Турандот» (1922), Чацкий в «Горе от ума» (1925), граф Альмавива в «Женитьбе Фигаро» (1927). Много лет москвичи помнили Завадского именно как Калафа, эмоционального и гордого сына хана Тимура. Актер по-настоящему чувствовал персонажей и очаровывал зрителя.
Раневская также обязана Театру Армии одной из своих выдающихся ролей — Вассы Железновой. Постановка под режиссурой Елизаветы Телешевой состоялась в 1936 году, спустя всего пару недель после смерти автора пьесы. Это было первое исполнение произведения на сцене, и первой Вассой стала именно Раневская. Ее интересовал характер героини: Васса — антипод другого чеховского персонажа, чью фамилию актриса использовала как псевдоним. «Роль эта принесла мне, актрисе, много страданий, так как я и в то время сознавала, что мне не удастся воплотить ее с той силой, с какой она дана Горьким. И теперь, даже через два десятилетия, я испытываю жгучее чувство мучительного недовольства собой», — вспоминала Раневская.
При Завадском пришел и Алексей Попов — человек, на долгие годы ставший символом театра. В 1935 году Попов сам занял место художественного руководителя. Он сделал огромный вклад в традиции Театра Армии, а также помог получить ему собственное здание.
Театр получает звезду
Первый эскиз здания предполагал больший размах постройки. По задумке главных архитекторов, Каро Алабяна и Владимира Симбирцева, часть фасада должны были отделать розовым мрамором, а на крыше установить скульптуры: на каждом луче звезды — символизирующие разные рода войск, а над центральным входом — композиция «Конармия». Наверху планировалось расположить 17-метрового красноармейца, который «охранял» бы Ленина на Дворце Советов. На верхней площадке выделили место для кафе, ресторанов, фонтанов, а зимой там заливали бы каток.
Получилось скромнее, но здание все равно представляет огромный интерес. Его верхнюю часть держит огромная бетонно-металлическая арка, напоминающая букву «П», в которой к тому же была проложена вентиляция. Экскурсовод музея театра Юрий Мусатов отмечает, что возводили театр очень современными способами: впервые здесь использовали рукавный бетононасос, впервые применили технологию монолитной постройки. Здание театра получалось одним из самых высоких в Москве и уж точно — самым высоким в районе.
Много легенд ходит про форму здания. Проектировать и строить театр в виде звезды — дело не из легких. В самом театре склонны верить легенде о пепельнице Ворошилова. Мол, на встрече с архитектором Алабяном Клим Ворошилов положил на бумагу пепельницу, обвел ее и сказал сделать такой проект. Другая легенда гласит, что эту идею предложил Лазарь Каганович.
Как бы то ни было, проект приняли 23 февраля 1934 года. Первый камень заложили Ворошилов, Гамарник, Шапиро, Алабян, Симбирцев и Мальцин. Сдать театр собирались 6 августа 1936 года. Но затем стройку заморозили до 1938-го. Восточные конфликты требовали денег, шла пятилетка. Труппа театра, конечно, колесила по стране и давала концерты, но артисты — а театр уже тогда славился именитыми — отказывались далеко ездить. Тогда Алексей Попов решил написать в Реввоенсовет: либо у театра будет здание, либо не будет театра. В ответ приехали Ворошилов и Гамарник — ходить по строительным лесам и вдохновлять рабочих 14 сентября 1940 года театр открылся (еще не вполне достроенный), труппа дала первое представление для самих рабочих — «Полководец Суворов». А затем пошли новые премьеры.
Театр идет воевать
До войны в театре прошло не так много постановок. Первой пьесой Шекспира, показанной на его сцене, стало «Укрощение строптивой». В мае 1941 года, буквально перед началом Великой Отечественной, поставили второй спектакль по Шекспиру — «Сон в летнюю ночь». В музее театра можно увидеть декорации к пьесам и фотографии.
Когда началась война, труппу эвакуировали на Урал, а театр срочно замаскировали: лучи звезды театра указывали и на Кремль, и на здания московских вокзалов. Художники театра Ниссон Шифрин и Иван Федотов разработали макет «деревушки» на подступах к Москве — такую маскировку нанесли на здание. В покраске принимал участие и Владимир Зельдин.
Между тем в труппе создали 19 фронтовых бригад. Они выступали на фронте, поддерживали боевой дух солдат. Артисты и сами иногда оказывались под обстрелом. Одна из бригад попала под огонь в Кишиневе: когда оккупанты подходили к городу, труппа продолжала выступать, актеры уезжали из города в последний момент. Другая бригада попала в окружение. Это случилось под Харьковом, в той группе была Нина Сазонова — ей по счастливой случайности удалось вернуться живой. Артистка укрылась тогда в стоге сена вместе с оставшимся в живых после боя полковником РККА. Немцы прочесывали окрестности и проверяли стога — полковника вытащили, а Сазонову не увидели. На следующий день она пришла в деревню, и сердобольная жительница одолжила Нине деревенскую одежду. Немцы не тронули актрису. Спаслась она вместе с советскими разведчиками. Когда вернулась в театр, ее сначала не узнали и не пустили — до того исхудала за войну. Опознали по выдающемуся пению.
Про пение другой актрисы — Нины Володко — ходили легенды. Говорили, что она настолько хорошо пела, что прекращалась стрельба с обеих сторон фронта. Володко старалась петь как можно дольше.
В эвакуации тоже продолжали работать — в Свердловске состоялась премьера спектакля «Давным-давно», его сюжет знаком многим по фильму «Гусарская баллада». В нем участвовала Любовь Добржанская. Ей на тот момент было 40 лет, а она смогла упросить Алексея Попова разрешить ей сыграть роль Шурочки Азаровой. По словам Юрия Мусатова, «она сыграла абсолютно гениально. Спектакль получил премию». «Давным-давно» стал визитной карточкой театра, а кивер Добржанской сейчас находится в его музее.
Театр обороняется и наступает
После войны в Театр Армии пришел (точнее вернулся) Владимир Зельдин. При нем лучшим спектаклем стал «Учитель танцев». Успех постановки объяснялся и тем, что после войны люди хотели историй о любви и сказки. Есть легенда, что сама Анна Ахматова лично благодарила Владимира Зельдина за этот спектакль. А актер говорил, что постановка проложила ему дорогу в мир интересных людей искусства. Опыт в кино этой же пьесы ему не очень нравился: «Спектакль так просто не может переноситься на фильм, нужно писать отдельно новый сценарий… Плюс ко всему, художники “Мосфильма” сделали пол из стекла! Как можно танцевать на стеклянном полу — чтобы вы ни делали, ноги разъезжаются…»
Зельдин сыграл роль учителя танцев тысячу раз, а сам спектакль прошел 1900 раз.
В театр приходили и первые лица государств. В зрительном зале, в самой середине, находится правительственная ложа, задрапированная тяжелым красным бархатом. Оттуда смотрели спектакли и Иосиф Сталин, и Уинстон Черчилль, — с гордостью рассказывают в театре.
Конечно, своими успехами театр во многом обязан своему отцу-основателю Попову. Однако в 1958 году ему пришлось покинуть здание в форме звезды. Случилось это довольно неприятно для выдающегося режиссера: ранее он часто писал заявления об увольнении, не имея возможности воплотить в жизнь все свои театральные идеи; в один прекрасный день Попов пришел после болезни в театр за жалованием и узнал от кассира, что его уволили. В театре предполагают, что Реввоенсовет не забыл его грозного письма в 1930-е годы, а труппа захотела больше свободы.
Два года театр находился в свободном плавании, а затем коллектив возглавил Александр Дунаев. Он поставил несколько спектаклей, но с руководством, да и с труппой не договорился. На смену ему пришел сын Алексея Попова Андрей Попов.
Новаторство Попова-младшего проявилось в том, что при нем со спектакля «Солдат и Ева» началась серия детских постановок в театре. Помимо режиссуры («Камешки на ладони», «Бранденбургские ворота», «Неизвестный солдат»), он и сам играл. Одним из самых известных — настоящим событием театральной жизни — стал спектакль «Смерть Иоанна Грозного», в котором Попов исполнил главную роль.
Последние 25 лет театром руководил народный артист Российской Федерации Борис Морозов. Среди прочего он ставил Александра Солженицына. Сам писатель посещал первую репетицию «Пира победителей», всматривался в лица актеров: похож — не похож. Борис Морозов вспоминал об этой постановке в документальном фильме Анастасии Глебовой: «В этом для меня был такой импульс театральности Солженицына». Аншлаги собирает и другой спектакль по Солженицыну — «Красное колесо».
Однажды Морозов поставил булгаковскую «Зойкину квартиру» с американскими актерами. Общаясь через переводчика, режиссер пытался объяснить актеру Бронсону Пинчоту суть его роли, сравнивая роль Аметистова с другими персонажами мирового театра. Перечисляя, Морозов называл Фигаро, Хлестакова, Скапена и Труффальдино. Актер, казалось, не понимал ни Аметистова, ни всех остальных, но пообещал через день сказать о своем решении относительно Булгакова. На следующий день Морозову позвонил агент Пинчота. Сказал, что актер сидит в Нью-Йоркской библиотеке — прочел три пьесы из названных накануне, хотел спросить название четвертой. После этого сказал «да».
Бориса Морозова очень ценят в театре, свой пост он оставил в этом году. Пока его место пустует, и труппа находится в поиске, показывая отточенные годами спектакли и продолжая заложенные династией Поповых традиции. Морозов говорил в фильме Глебовой, что в театре должна быть «диктатура творчества». Так оно и происходит.
