Деревня Шаболово, находившаяся на территории нынешнего района Академический, известна с начала XVII века. До 1754 года она принадлежала князьям Долгоруковым, затем перешла в руки князя Александра Александровича Прозоровского, который благоустроил имение: построил там новый дом и разбил парк с прудами.
Братья Прозоровские: Александр и Александр
Историки и биографы, несомненно, не раз помянули добрым словом князя Александра Никитича Прозоровского. Старшего сына от первого брака он назвал Александром. Младшего, от второго брака, он тоже назвал Александром, чем внёс изрядную путаницу в документацию с XVIII века по нынешнее время.
Путаница усилилась из-за жизненного пути единокровных братьев. Старший дослужился до чина генерал-майора, хотя ничем особенно не прославился. Правда, он смог продолжить род Прозоровских. Младший дослужился до генерал-фельдмаршала (а вот наследников мужского пола не оставил). Путают братьев до сих пор.
Старший Александр Александрович Прозоровский (1715–1769), облагородивший деревню Шаболово, мог бы тоже дослужиться до высочайших чинов, если бы не тяжёлое ранение. В 22 года он служил подпоручиком у графа Миниха в очаковской кампании, брал штурмом Очаков, получил ранение в руку. Затем Днестр и Хотин, потом он становится уже поручиком всё в том же Бутырском пехотном полку. Боевую службу он сменил на штабную, флигель-адъютантом у грозного генерал-аншефа Михаила Ивановича Леонтьева, ставшего киевским генерал-губернатором. В бой Прозоровскому довелось вернуться спустя 14 лет, с началом Семилетней войны. К 1756 году он командовал 2-м Московским пехотным полком. 19 (30) августа состоялось одно из самых успешных для русской армии того времени сражений — при Гросс-Егерсдорфе. Пруссаки отступили, но Прозоровский оказался в списке потерь. Он был тяжело ранен в бедро. Военную службу ему пришлось оставить, он вышел в отставку в чине генерал-майора и как раз поэтому нашёл время заняться имением в Шаболове.
Я. Суходольский. Штурм Очакова 6 декабря 1788 года
Младший Александр Александрович Прозоровский (1733-1809) был гораздо удачливее старшего. С началом войны с Пруссией он попал в полк к брату, сражался под Гросс-Егерсдорфом, как и брат, получил ранение в ногу, но, видимо, более лёгкое. Он продолжил службу, сражался при Кунерсдорфе, брал Берлин в 1760 году. Затем новые подвиги: Русско-турецкая война, подавление восстания конфедератов в Польше, усмирение мятежа в Крыму. Прозоровский был удостоен многих орденов, в том числе Святого Георгия.
В 1790 году суровый генерал-фельдмаршал был поставлен управлять Москвой, что он и начал делать со всем возможным рвением. Напуганная французскими событиями Екатерина велела Прозоровскому разобраться с вольнодумством. Пока в Петербурге судили Радищева, Прозоровский устроил строгий надзор за книжными лавками в Москве.
По Городовому положению 1785 года начальник Москвы и Московской губернии именовался главнокомандующим в столичном городе Москве и во всей Московской губернии. В начале XIX века эта должность стала именоваться военным генерал-губернатором. При нём был также гражданский губернатор, и он до начала XIX века назывался начальствующим гражданской частью.
В апреле 1792 года московский главнокомандующий получил приказ провести обыск у издателя и просветителя Николая Ивановича Новикова. В спальню к Новикову ворвались солдаты, перевернули всё вверх дном, вытащили хозяина из постели на глазах у бившихся в припадке детей. Вслед за главным масоном Прозоровский принялся допрашивать других московских вольнодумцев —Трубецкого, Лопухина и Тургенева. Но все они избежали тюремного заключения. Московский главнокомандующий при этом не снискал милостей императрицы — при дворе над ним посмеивались, а князь Разумовский презрительно обронил после ареста Новикова: «Больного старикашку взяли под караул, а расхвастались, как будто город захватили».
При Павле I Прозоровский был сослан в своё имение, а Новиков вышел на свободу. Уже при Александре I престарелого Прозоровского вернули в действующую армию, в которой он командовал без большого успеха. После неудачного штурма Браилова Прозоровский, говорят, плакал. А Кутузов его утешал и говорил, что не плакал даже после Аустерлица.
