Именно столько трудился над проектированием московских строений и кварталов Иван Владиславович Жолтовский. Среди прочего он спланировал застройку между 14-й и 15-й Парковыми улицами в Измайлове, тогда ещё не разделённом на три района. Архитектор верил, что строить следует просто, но обязательно красиво!
Теперь трудно представить, что сталинские дома строил архитектор из так называемых бывших людей, то есть, как говорили тогда, социально чуждых советскому строю. Жолтовский начал работать задолго до Первой мировой войны и успел стать академиком архитектуры при царе — он был представителем старой школы, к тому же польским дворянином.
Родился Иван (Ян) Владиславович в небогатой дворянской семье в Пинске в 1867 году. Денег на учёбу в Высшем художественном училище при Академии художеств в Петербурге не хватало, и учёбу приходилось неоднократно прерывать. Пока Жолтовский копил средства, он работал помощником архитектора, участвовал в строительстве Феодосийской железной дороги и даже подавал собственные заявки на архитектурные конкурсы. Некоторые его работы жюри высоко оценили, например, проект надгробного памятника отцу гомеопатии Ганеману в Париже.
Таким образом, Жолтовский учился целых 11 лет: в 1898 году он защитил дипломный проект «Народного дома» — удобного общественного строения, включавшего в себя театр, библиотеку и столовую. Иван Владиславович закончил учёбу, будучи идеалом современного кадровика — молодым и с многолетним опытом работы по специальности.
В 1900 году молодой архитектор-художник переехал в Москву — на должность преподавателя Строгановского училища. Жолтовский проектировал дома для всех классов — и для рабочих, и для элит (особняки в Мёртвом и Пречистенском переулках), прекрасный дом Скакового общества на Скаковой аллее. Через 10 лет самостоятельной работы Жолтовский стал академиком архитектуры, а в 1910 году вошёл в жюри московских «конкурсов красоты фасадов».
Революция 1917 года, казалось, не сильно изменила жизнь Жолтовского — он продолжал преподавать (теперь в Высших художественно-технических мастерских) и заниматься планировкой городов. Вместе с Алексеем Щусевым он разрабатывал идеи «Новой Москвы». Их идеи не были реализованы, хотя теперь о них слышал почти каждый: архитекторы планировали расширение Москвы путём возведения «городов-садов».
Жолтовский и впоследствии применял элементы и следовал духу этой концепции. Город-сад — это популярная в начале XX века градостроительная идея. Её автор, Эбенизер Говард, предлагал проектировать районы в виде круга-парка и нескольких окружающих его поясов: за парком следуют дома и сады, за ними окружная железная дорога, а после — сельскохозяйственные зоны и небольшая промышленная. Из общей площади города-сада лишь около одной шестой его части предназначалась для городской застройки, остальное пространство отводилось сельскохозяйственным угодьям и частным домикам. Во избежание перенаселённости предполагалось, что в одном городе-саде будут жить до 32 тысяч человек.
Советский палладианец
Усердным трудом Иван Жолтовский заслужил расположение властей. К примеру, он участвовал в создании генерального плана Всероссийской сельскохозяйственной выставки (будущей ВДНХ). За это ему позволили совершить путешествие в Италию. По пути Жолтовский заехал на родину в Пинск (тогда под властью возрождённого польского государства), где занялся надстройкой колокольни Воскресенского собора. Когда через три года Жолтовский вернулся в Москву, это был уже другой архитектор— последователь идей итальянского мастера Андреа Палладио. Палладианство— это не только идеи о правильных пропорциях, композиции и гармонии, но и философия архитектуры. По воспоминаниям архитектора Геннадия Зосимова, Жолтовский говорил: «Призвание архитектора заключается в том, чтобы строить грамотно, экономно и красиво. Обязательно красиво! Красота нужна человеку, она возвышает его, будит в нём лучшее, благородное. Не путайте в архитектуре понятия красоты и богатства».
В 1923 году Жолтовский смог отправиться в Италию — у архитекторов XIX–XX веков было принято совершать подобные образовательные путешествия. Его потрясли творения Андреа Палладио. До конца своих дней Жолтовский остался палладианцем. Почти в каждой своей работе архитектор цитировал, интерпретировал или воспроизводил совершенные пропорции знаменитых дворцов, вилл или соборов классика. «Четыре книги об архитектуре» великого падуанского зодчего Жолтовский перевёл с итальянского на русский язык.
Жолтовский как никто умел строить красиво, но без лишних деталей. В 1932-1934 годах он возвёл один из своих шедевров — дом на Моховой, который называли и «гвоздём в гроб конструктивизма», и «большим завоеванием современной архитектуры».
В годы Великой Отечественной войны Жолтовский, художественный руководитель Московского архитектурного института, столицу не покидал, охранял свой дом от зажигательных бомб, как и сотни тысяч москвичей. Дом, кстати, где он прожил до конца своих дней, — совершенно уникальный. Это дом в Вознесенском переулке, 6, где когда-то жили Сумароков и Баратынский и где сохранялись уникальные интерьеры, а новый хозяин добавил в обстановку ценнейшие произведения искусства. Впрочем, суть была не в ценности, а в красоте. Там же располагалась и мастерская архитектора.
Вознесенский переулок, дом 6 // Центральный московский ипподром
В мастерской-школе академика
После войны академик Жолтовский организовал собственную большую мастерскую. Её учредило правительство — в Архитектурной мастерской-школе академика архитектуры И. В. Жолтовского создавались проекты московских общественных зданий, планы целых районов и отдельных жилых домов. Рука Жолтовского видна в домах, напоминающих венецианские палаццо, — в башенках, фруктовых гирляндах, украшениях и колоннадах хоть Московского ипподрома, хоть кинотеатра на Абельмановской.
В 1949 году Жолтовский получил Сталинскую премию за проект жилого дома на Ленинском проспекте. По легенде, когда Сталин проезжал мимо строящегося здания, то восхитился энергичным и творчески смелым архитектором: «Старик, а строит как молодой!» Благодаря этому успеху Жолтовский избавился от обвинений в космополитизме и формализме, которые выдвигали против него в последние годы. Планировка кварталов в таких районах, как Перово или Измайлово, — тоже дело умов и рук мастерской Ивана Владиславовича. На спланированных улицах архитекторы «поселили» малоэтажные дома с красивыми фасадами и уютными дворами, с фонтанами и палисадниками, оградами и воротами. Они ещё встречаются по всей Москве. Почти везде они считаются или называются «немецкими», хотя далеко не все из них строили пленные. Каждый из этих домов проектировал какой-то конкретный зодчий, но общее ощущение человечности, продуманности, красоты их свойственно всем творениям мастерской академика, спланировавшего стиль кварталов. И всякая арка, башенка, круглое чердачное окно или застеклённая лоджия веют духом и принципами Жолтовского.
Архитектор почти не успел застать панельного строительства. В начале пятидесятых его коллектив выдвинул на Всесоюзном конкурсе крупнопанельных жилых домов сразу шесть разнообразных проектов, в том числе и с открытыми стыками панелей, но на «хрущёвки» они ещё не были похожи. Едва ли Жолтовский мог одобрить взятый при Никите Сергеевиче курс на массовость, дешевизну и отсутствие «архитектурных излишеств». Последовавших за этим гигантских спальных районов, утыканных одинаково унылыми панельными домами, Иван Владиславович уже не увидел.
Мастер-палладианец прожил очень длинную жизнь — почти девяносто два года. Своим Студентам Жолтовский говорил, что хороший архитектор «не получается» раньше пятидесяти: «Он должен знать не только архитектуру, которую вы здесь можете изучить, но и знать жизнь, а этому никто быстро не научится». Не раз архитектурная история нашей страны подтверждала его правоту.
