Если вглядеться в очертания Нагатинского Затона на карте Москвы, можно найти много интересного. Кому-то силуэт района напоминает ботфорт с огромным голенищем. Обладатели гибкой шеи видят крокодила, который любит поесть. Воображение третьих рисует улитку. И все по-своему правы. Похожая ситуация складывается с происхождением самого слова нагатино. Специалисты по истории и языку называют разные версии, некоторые довольно убедительны, но этот спор вряд ли когда-то разрешится.
Поселение, стоящее на гати, — это определение вполне подходит для Нагатина. Большая часть границы современного района проходит по Москве-реке: почвы изначально влажные, топкие и болотистые. Конечно, сейчас местность выглядит совсем иначе, нежели 700 лет назад, примерно тогда началась история поселения. Но в то время не было набережных, тротуаров и дренажных систем, а ведь русло реки здесь широкое. Да и вид на Нагатино с воздуха не пестрил разноцветными крышами и геометрией улиц: сплошь стоял лес. Сейчас мало кому хочется жить на болоте, но предки мыслили рационально. Близость к воде и плодородие почвы играли важную роль, а с мелкими неудобствами можно было справиться. Все бы хорошо в этой версии названия, если бы не одно «но»: Ногатино. Именно в таком виде топоним встречается на старых картах и в рукописях. Возможно, «на гати» — это всего лишь народная попытка по-простому объяснить этимологию странного названия.
Деревня укрылась средь жутких лесов и болот. Из села только одна дорожка туда ведет. Кто с нее свернет — пропадет ни за что. И уж дело не в леших с кикиморами, а в густых чащах и зыбких трясинах. Кто по грибы пойдет, кто за клюквой — поминай как звали. Один дед Егор все ходы-выходы знал, никогда не блуждал. Одни говорили, нечисть с ним дружбу водила. Другие думали, что он сам — леший, но помалкивали. Помер Егор, расхрабрились деревенские. Да еще туда совершенно случайно попал городской плотник, мастак на всякие выдумки. Предложил в село не кругом ездить, а напрямик, через лес и топи. Объяснил, что да как, организовал людей. Деревья рубят. Болота закидывают стволами, сучьями, ветками, пока над водой не поднимутся. И так до самого села. Тяжело, долго. Зато лошади потом пойдут свободно, повезут телеги, как кареты по проспекту. Славная выходит гать, надежная. Плотник, правда, куда-то запропастился, третий день не видать. Но ничего, мужики здесь ухватистые, своим умом справятся.
Откуда взялась буква «о»? Не замешана ли тут чья-нибудь нога? Очень может быть. Вообще, ногата — это древняя мелкая монета. Ей расплачивались на Руси примерно до XV века. И происхождение этого денежного наименования тоже неясно! Не исключено, что это измененный вариант арабского глагола накада, что означало «отбирать, сортировать деньги». А возможно, здесь сокрыт корень кипчакского слова nakt, наличные деньги. Есть версии, которые выглядят более замысловато: раньше, еще до монет, денежным эквивалентом были шкурки мелких животных, например, соболей. Ногату могли назвать по эстонскому слову nahat, мех. Или шкурку делили на четыре куска, на каждом из которых болталась лапка несчастного зверька, и тогда тут действительно замешана чья-то нога. Так или иначе, в Ногатине мог находиться мыт — пункт сбора торговых пошлин. Суда шли в Москву с юга и останавливались на этом широком участке реки, а в честь самой ходовой монеты назвали местность.
Бояре (несут соболиные шкурки). Гравюра, XV–XVII века
Ладья тихо стукнулась бортом о крепкий деревянный причал. Гребцы распрямили натруженные спины, закряхтели: ветра на реке не было, шли на веслах от самой Коломны, с окских берегов. С палубы на причал резво спрыгнул рязанский купец Рюмин, пошел к мытарям доложить о грузе. Мол, везет в Москву зерно и мед, столько-то мешков, столько-то бочонков. Пересчитывать не стали, верили на слово знакомому торговцу. Взяли с него как положено, по две ногаты за пуд, выправили документ. Рюмин зашагал обратно к ладье. Там его поджидал незнакомец, крепкий мужик странноватого вида: одежда затхлая и отдает плесенью, в волосах запутались куски тины. Кожа бледная, лицо усталое, но в глазах бегает огонек. Мужик поклонился Рюмину, назвался плотником и спросил, не нужно ли тому починить судно. А было нужно: несколько балок подгнили и нуждались в замене. Пришлось бы в Москве нанимать мастера, содрали бы втридорога, а этот вроде скромный, много не попросит. Хозяин ладьи, помешкав, согласился. Глянул на реку, невольно поежился: потянуло неприятным холодом.
Изгиб Москвы-реки, многие протоки и излучины, как уже было сказано, образовали Нагатинский затон. Некоторые исследователи склонны использовать эту географическую характеристику для сопоставления двух современных топонимов: московского и польского. Воды реки Вислы, длинной и полноводной, стремятся к Балтийскому морю. Чем ближе к Гданьскому заливу, тем больше рукавов отходит от русла и образует дельту. Один из них называется Ногат, и с этим речным именем связывают корень, послуживший для обозначения подмосковного села. Когда, как и почему две столь удаленные местности могли объединиться лингвистически, никто не объясняет. Но представить такое действительно легко: например, мог существовать некий поляк, который очутился под Москвой и увидел речной пейзаж, сильно напоминавший ему родные края. Гость мог рассказывать местным, как удивительно похожи эти воды и берега на одну польскую речку. И постоянно повторять ее имя: Ногат, Ногат! А уж закрепиться в русской речи непривычному слову не составляет труда.
Неприступные стены и башни замка Мариенбург лесистые берега реки Ногат, великий магистр Тевтонского ордена… О любимой родине шепеляво рассказывал Карл своему собеседнику. Тот вежливо слушал, кивал и украдкой поглядывал в какие-то мелкие письмена, которые держал в руке. Что-то спрашивал, а может, утверждал, но Карл не разобрал ни слова. По причалу в это время прохажи- вался бородатый купец, и любитель тевтонских замков подозвал его. То ли он, Карл, не понимает русскую речь, то ли говорит с юродивым. Рюмин взглянул на собеседника: иноземное платье и раскосые глаза выдавали в нем далекого гостя. Половец или монгол, но какой-то блаженный, улыбается да лопочет невнятно. Плюнул купец, развернулся и пошел прочь. Плотник, козья морда, обещал назавтра закончить работу, а сам исчез, как ветром сдуло. Добро хоть не уплатил ему заранее. Тут подбежали к Рюмину двое гребцов, сказали, можно в Москву отчаливать, балки уже свежие положены, аж смола течет. Только плотника, говорят, так и никто и не видал. Ну сгинул, так и пес с ним.
Но и это не все! В древнерусском языке было слово ногатица, так называли горницу, верхнюю комнату в крестьянской избе. А еще названия поселениям часто давались по именам их владельцев. Однако ни подтвердить связь Ногатина с горницей, ни найти человека с таким именем или фамилией до сих пор не удалось. В европейских языках есть несколько похожих слов, например прусское Nogothin и польское odnoga, но доказательств снова никаких. Если ни одна из версий не вызывает доверия, можно найти старое название минерала оникса, ногат, но сбиться с толку в попытках ассоциировать его с предметом исследования. В отчаянии крутанем глобус и случайно наткнемся на японский городок Ногата — вот только представить себе японца, гуляющего по московскому княжеству XIV века, уже несравненно сложнее, чем поляка. Да и японец должен быть путешественником во времени, ибо этому городку пока еще нет и сотни лет. Как бы то ни было, московский район Нагатинский Затон пока не собирается посвящать никого в тайну своего названия.
