«Страница губернатора на Facebook оказалась фейком».
«Хорошо, допустим, что это фейк, и что Минкульт ничего такого пока не планирует…».
«Данные фотографии не похожи на фейк…».
Только три примера из актуального медиаконтента, а можно было и триста собрать. Притормозим поиски, завершив их глобально-шекспировской цитатой из прессы:
«Фейк или не фейк? Вот в чем вопрос».
«Фейк» — это сегодня слово не просто модное, а сверхмодное. Супермодное, мегамодное. Странно, что его нет в новейших словарях: ни в орфографическом, ни в орфоэпическом. Что ж, приходится нам взять на себя не очень радостную роль и констатировать, что в русский язык прорвался еще один англицизм.
Пишется этот «фейк» через «е», а произносится с твердым «ф» («фэйк»).
Тут впору повспоминать, кто из нас, когда и где впервые услышал слово сие. Лично со мной это приключилось двадцать лет назад в Америке. По приезде в университет встречает меня тамошняя аспирантка, энергичная, хорошо говорящая по-русски. Потом, беседуя уже с коллегой-профессором, отзываюсь о ней одобрительно, а в ответ слышу: «Да нет, она только кажется такой милой. К ней применимо слово, эквивалента которому нет в русском языке: fake. Что-то типа подделки, притворства, имитации…».
Подумалось тогда: а может быть, притворная любезность все-таки лучше, чем честное и неподдельное хамство?