Имение Шаболово, которое сегодня стало частью Академического района Москвы, принадлежало Екатерине Ивановне Козицкой. Она приобрела его, уже будучи вдовой Григория Козицкого — секретаря Екатерины II, литератора, переводчика и публициста. Без преувеличения можно сказать, что он стоял у истоков русской журналистики.
Екатерина Ивановна была дочерью уральского промышленника Ивана Мясникова. В 1771 году она вышла замуж за Григория Васильевича Козицкого, статс-секретаря Екатерины II. Брак благословила сама императрица, пожаловав Козицкому 10 000 рублей, также он получил 1000 душ в Пензенском уезде. При дворе Екатерины II Козицкая будет играть заметную роль. Дочь её Александра выйдет замуж за графа Лаваля, а дочь Анна станет женой князя Белосельского-Белозерского. Что же касается Григория Васильевича Козицкого, то он пользовался особым расположением императрицы.
Годы учения
Козицкий происходил из рода мелкопоместных малороссийских дворян. Он учился в Киево-Могилянской академии, затем, подав прошение в Российскую академию наук, отправился в Германию пансионером и слушал в Лейпцигском университете курсы по философии и математике.
Приехав в 1756 году в Петербург, Козицкий был назначен учителем в высший латинский класс Академической гимназии. Он сотрудничает с Ломоносовым, переводит его «Слово о происхождении света…», «Слово о пользе химии», по ходатайству Ломоносова преподаёт красноречие и греческие и латинские словесные науки, активно переводит классических авторов, печатаясь в академическом журнале А. П. Сумарокова «Ежемесячные сочинения». Здесь, кстати, Козицкий опубликовал моральную аллегорию «Видение мирзы» из английского журнала «Зритель» Ричарда Стила и Джозефа Аддисона (скорее всего, с немецкого перевода), получившую позднее широкую популярность в России.
Для английских журналов был характерен пафос. Например: «Если удастся изгнать хоть одну нелепость из человеческой жизни, уничтожить хоть один порок или дать честной душе радостное настроение утром; словом, если мир украсится хоть одной добродетелью или к невинным своим развлечениям прибавит от моих трудов хоть самую малость, — я буду думать, что мои страдания и самая моя жизнь истрачены не попусту»; или: «Общей целью всего было рекомендовать правду, невинность, честь и добродетель, как главные украшения жизни»; или: «Главная цель этого листка — обнаруживать ложный образ жизни, срывать маски с коварства, тщеславия и лицемерия, рекомендовать всеобщую простоту в вашем платье, разговоре и поведении».
Некоему багдадскому мирзе предстаёт видение человеческой жизни. Это как будто мост среди моря, по которому идёт нескончаемая толпа людей. Толпа редеет, люди проваливаются в зияющие дыры в мосте. После мирза видит картины загробной жизни: океан, разделённый алмазной горой на две части, где людям, упавшим с моста, уготовано вечное блаженство или вечное мучение.
«Трудолюбивая пчела»
Эта публикация — важный момент не только в биографии Козицкого, но в истории русской журналистики вообще. Основанный в 1759 году первый частный журнал Александра Петровича Сумарокова «Трудолюбивая пчела», деятельным сотрудником которого стал Григорий Козицкий, во многом ориентировался на английские журналы Аддисона и Стила «Болтун», «Зритель» (или, скорее, «Наблюдатель» — Spectator) c их особой структурой, стилистикой и пафосом. Это не были журналы в современном понимании, это были скорее полуроманы, своего рода будни клуба (столь популярные в Англии того времени и хотя бы отчасти нам знакомые по гораздо более поздним «Запискам Пиквикского клуба») или собрания беллетризованных фельетонов, отклики на злободневные события, сатиры и нравоучения вымышленных персонажей. В «Болтуне», например, это Исаак Бикерстаф (знаменитый псевдоним Свифта), в «Зрителе» центральная фигура — сэр Роджер де Каверли.
Переводчик, секретарь, редактор
Карьера Козицкого тем временем идёт вверх. Он продолжает свою литературную деятельность, переводит эпизоды из «Превращений» Овидия, Лукиана, затем становится секретарём «для корреспонденции с иностранными государствами» при графе Григории Орлове, фаворите Екатерины II. Уже сама Екатерина II использует его как технического помощника (переводчика и редактора) при работе над «Наказом».
Когда в 1769 году императрица задумала издание журнала «Всякая всячина», именно Козицкого она избрала редактором. Насколько серьёзно было его литературное вмешательство в публикации журнала, сказать трудно. Тем не менее с достаточным основанием ему приписывается целый ряд статей и переводов из английских журналов. Безусловна и его существенная роль в посредничестве между российскими литераторами и императрицей.
Григорий Орлов. Фёдор Рокотов, 1762–1763 гг. // Аллегория на императрицу Екатерину II с текстом «Наказа». Шарль Монне, 1778 г.
По английскому образцу
Но не менее важен и тот факт, что Козицкий стоит у истоков русской журналистики. Английские сатирические журналы Аддисона и Стила стали моделью для периодических изданий в Европе (достаточно вспомнить хотя бы журнал «Французский зритель» Мариво) и в России в частности, каноном, определявшим структуру, стилистику и способ подачи материала, литературность, скажем так, презентации актуальных проблем, нравственный пафос и стилистику. Это сказалось и на русских журналах второй половины XVIII века.
В России по английскому образцу (с учётом российских реалий, разумеется) начинают выходить журналы «Трутень», «Живописец» (где печатались Сумароков, Радищев, Фонвизин), «Кошелёк», «Пустомеля» Николая Новикова (где было напечатано знаменитое «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке» Фонвизина), «Адская почта» и «Смесь» Фёдора Эмина (литератора удивительной судьбы и успешного журналиста), «Почта духов» (во многом наследница «Адской почты»), «Зритель» (вот вам, кстати, и русский «Зритель») Ивана Андреевича Крылова и многие другие. Они пользовались необыкновенной популярностью. Второе издание «Трутня» вышло уже в 1770 году (сразу после закрытия), «Адская почта» была переиздана в 1788-м, «Живописец» переиздавался в 1773-м, в 1775-м, в 1781-м, в 1793-м, наконец, в 1829-м году.
В России появлялись журналы не только литературные и сатирические, но и издания уже совершенно иного рода. Тот же Новиков с 1780 до 1789 года издавал специальный журнал по сельскому хозяйству «Экономический магазин» (в качестве приложения к «Московским ведомостям»). Всего было издано 40 томов. Кстати, другим приложением к газете была серия «Городская и деревенская библиотека или забавы и удовольствия разума и сердца в праздное время, содержащая в себе как истории и повести нравоучительные и забавные, так и приключения весёлые, печальные, смешные и удивительные», где печатались переводные романы и новеллы любовно-приключенческого и психологического содержания. Кроме того, Новиков издавал журнал «Детское чтение», первое издание для детей, публиковавшее научно-популярные очерки, нравоучительные рассказы, занимательные повести.
Безусловно, странно сравнивать политическую и социальную ситуацию России и Англии того времени, хотя это и позволяет сделать общий контекст эпохи Просвещения. Хорошо известна полемика между екатерининской «Всякой всячиной» и новиковским «Трутнем», равно как и судьба других изданий Николая Ивановича Новикова. Откровенно политическая сатира и вольнолюбивые выступления провоцировали гонения и преследования. Так, Крылов рассказывал Михаилу Евстафьевичу Лобанову: «Одну из моих повестей, которую уже набирали в типографии, потребовала к себе императрица Екатерина: рукопись не воротилась назад, да так и пропала». Действительно, в мае 1792 года Екатерина приказала полиции расследовать дело о типографии «Крылова с товарыщи», где издавался журнал «Зритель». Полиция обыск произвела и допросила владельцев типографии.
Случай не исключительный. И не только для XVIII века. И всё же примечательно, что русская журналистика начинается с вдохновенного тезиса английских журналистов: «Человеческая природа одинакова у всех разумных существ; и всё, что ей соответствует, найдёт ценителей среди читателей всех сословий и состояний».
