Желая создать «величайшее, достойное удивления и принятое с восхищением публикою дело…», Николай Петрович Шереметев отстроил в Останкине дворец в классическом стиле. Всюду посетителей подстерегали всяческие «кунштюки», на которые только был способен XVIII век.
Хозяйствование в землях будущего Останкина начинали первые его владельцы, «немчина Орна» и служилый человек Алексей Сатин.
«Осташково на суходоле» — именно под таким названием владение упоминается в письменных источниках середины XVI века. По одной из версий, Иван Грозный подарил его Анне Колтовской, своей четвёртой жене, лишь несколько месяцев побывшей царицей.
Через полстолетия имение принадлежит уже дьяку Посольского приказа, хранителю государственной печати Василию Яковлевичу Щелкалову — весьма заметной, влиятельной персоне. Царедворец начинает застраивать останкинскую землю — ставит здесь боярский двор, деревянный храм во имя Троицы, селит «деловых людей», высаживает кедровую и дубовую рощу, выкапывает большой пруд, сохранившийся до нынешних времён. После польско-шведского нашествия в начале XVII столетия только пруд и остался, ибо все деревянные строения изрядно погорели. По прошествии Смутного времени разорённое Останкино достаётся Черкасским. Они сызнова отстраивают в Останкине боярский двор, ставят тридцать домов для обслуживающего персонала, сокольников, псарей, конюхов. В усадьбе разбивается регулярный парк с расходящимися аллеями и павильоном для маскарадов, на берегу пруда появляется барский дом.
Павел I // Дверь в сад из Концертного зала Останкинского дворца-музея. Декор конца XVIII века
В 1743 году Останкино в приданое получает княжна Варвара Алексеевна Черкасская. Единственная дочь канцлера Алексея Михайловича Черкасского, самая богатая невеста России в 1743 году становится придворной статс-дамой. В том же году Черкасская выходит замуж за графа Петра Борисовича Шереметева. Эта женитьба положила начало стремительному взлёту графа по карьерной лестнице и превратила его в самого богатого помещика империи. Пётр Борисович больше уделял внимания Кускову, но и в Останкине он успевает устроить оранжереи и театр.
Особое внимание на усадьбе сосредотачивает уже его сын Николай Петрович Шереметев, прозванный современниками «Крёзом младшим». Сиятельный граф задумал совершить «величайшее, достойное удивления и принятое с восхищением публикою дело…» ещё в 1790 году, однако к строительству дворца в Останкине приступил лишь через несколько лет.
К созданию летней увеселительной резиденции в Останкине причастна была целая команда знаменитых зодчих: Джакомо Кваренги, Винченцо Бренна, Франческо Кампорези, Иван Старов, Карл Бланк и крепостные архитекторы Павел Аргунов, Алексей Миронов, Григорий Дикушин.
Дворец, выдержанный в стиле классицизма, посвятили Аполлону и, естественно, окрасили в аполлонов же цвет — то есть в цвет утренней зари. На его фоне выделяются белые детали: скульптурные рельефы с многочисленными фигурами танцующих вакханок с сочными плодовыми и цветочными гирляндами, символизирующими «приятности и пользы». Балясины на фасаде первоначально были золочёными, поскольку золото — символ света — непременный Аполлонов атрибут. Чем не Версаль, где король-Солнце избрал своим символом того же светоносного жителя Олимпа?
Главная идея XVIII века — «развлекая, поучать» — сполна воплотилась в великолепном детище графа Шереметева, ставшем гигантской декорацией, «обманкой», созданной на потеху именитых гостей.
Музей-усадьба «Останкино» // Парк усадьбы Останкино
Первый розыгрыш — сама архитектура. Полностью деревянный (sic!), возведённый по распространённой в Европе, но неведомой до того в России каркасной системе дворец был оштукатурен под кирпич. Детали внутреннего убранства, выглядевшие бронзовыми и мраморными, на деле оказывались лишь деревянной имитацией, искуснейшей подделкой.
Историю русской деревянной декоративной резьбы принято заканчивать XVII веком. Однако в Останкине классицизм — стиль по сути своей каменный — воплотился в дереве, и воплотился блестяще.
Строительство с самого начала было окружено мифами. Разбирались подъездные пути, мосты, ставились караулы. Сторожа, впустившего на стройку постороннего, нещадно карали. Всякого пришлого считали шпионом, и не случайно — сами шереметевцы пользовались любой возможностью, чтобы заслать своих лазутчиков в другие строящиеся дворцы. Рабочий день начинался в четыре утра, а заканчивали при свечах в десять вечера.
Посетитель одного из приёмов в Останкине в восторге пишет: «Ни один немецкий владетель, едва ли кто-либо из курфюрстов имеет что-либо подобное… В нижнем этаже всё блестит золотом, мраморами, статуями, вазами… Поднимешься в бельэтаж и удивишься при виде нового, не менее королевского великолепия. Большой прекрасный театр».
Когда же 30 апреля 1797 года император Павел I изъявил желание посетить Останкино, Шереметев приготовил ему сюрприз. Легенда гласит, будто посреди густой Марьиной рощи взору Павла внезапно открылась полная панорама дворца перед широким зеркалом пруда. Граф велел надпилить стволы и поставить под каждым человека, которому вменялось свалить дерево по условному сигналу. Таким манером в один миг перед императором возникла широкая просека. Его величество был чрезвычайно удивлён и «благодарил хозяина за доставленное ему удовольствие».
Центральную часть дворца составлял театр, «фланкированный» боковыми павильонами, Итальянским и Египетским. В тот день давали оперу Гретри «Браки самнитян», главную партию в которой исполняла примадонна крепостной труппы Прасковья Ивановна Ковалёва, по сцене Жемчугова. В тот памятный день после представления оперы «Браки самнитян» начался бал, затем гости отобедали в изысканном Египетском павильоне. Шереметеву Павел пожаловал звание обер-гофмаршала императорского двора.
Интерьеры сменялись один за другим, как картины в спектакле, роскошь соседствовала с бутафорией, реальное пространство продолжалось в иллюзорном, создаваемом многочисленными зеркалами.
В общем, во дворце было на что посмотреть; главным мотивом для его посещения стал «просвещённый досуг» — театр. В отличие от большинства представителей российского дворянства того времени, склонность к модной тогда забаве превратилась у Николая Петровича из развлечения в дело жизни.
Граф довольно часто бывал в Европе, общался с известнейшими людьми и постигал театральное дело, так сказать, из первых рук. Имеются свидетельства, что он был знаком с Моцартом и даже как-то помогал ему материально. Кроме того, Шереметев сам превосходно играл на виолончели.
Репертуар шереметевского театра тогда почти совпадал со списком постановок на сценах Франции и Италии, оперные премьеры нередко опережали премьеры в императорских театрах… Так что жизнь в Останкине кипела и переливалась всеми красками «галантного века».
