Известный физик Алексей Абрикосов в 1988-1991 занимал пост директора троицкого Института физики высоких давлений имени Л. Ф. Верещагина РАН. Это было его последнее место работы на родине, до эмиграции в США. Впрочем, для Абрикосова слово «родина» едва ли значило больше, чем «наука». Он мыслил глобально и считал себя человеком мира. Мир, в свою очередь, перед ним в немалом долгу.
Две семьи Алексея Абрикосова
Алексей Абрикосов родом из семьи с богатой историей. Даже происхождение фамилии не обычно: талантливого крепостного крестьянина помещик отпустил на оброк, и тот получил соответствующее прозвище, ставшее затем фамилией, — Оброков. Разбогатевший затем крестьянин решил, что для его положения такая фамилия больше не подходит, и поменял её. Так начался род Абрикосовых.
Прадед Алексея Алексеевича — основатель фабрично-торгового товарищества «Абрикосов и сыновья», кондитерской фабрики, которая сейчас известна как кондитерский концерн «Бабаевский». Отец, полный тёзка своего деда, Алексей Иванович — известный патологоанатом. Он руководил вскрытием тел В. И. Ленина, М. В. Фрунзе, B. М. Бехтерева, В. В. Куйбышева и других известных людей. Скорее всего, именно Алексей Иванович стал прототипом Персикова, героя произведения М. А. Булгакова «Роковые яйца»! Сходство в портрете отмечал и сам сын.
«Ему было ровно 59 лет. Голова замечательная, толкачом, лысая, с пучками желтоватых волос, торчащими по бокам. Лицо гладко выбритое, нижняя губа выпячена вперед. От этого персиковское лицо вечно носило на себе несколько капризный отпечаток. На красном носу старомодные маленькие очки в серебряной оправе, глазки блестящие, небольшие, росту высокого, сутуловат».
М. А. Булгаков «Роковые яйца»
Мать Абрикосова Фани Давидовна Вульф тоже патологоанатом, стала главным прозектором Кремлёвской больницы. Характер у неё, по воспоминаниям сына, был довольно деспотичный; но при этом детство своё он называл счастливым и к матери испытывал благодарность за воспитание внутренней дисциплины. В 1951 году родителей Абрикосова коснулось печально известное «дело врачей», и их отстранили от работы в Кремлёвской больнице.
Как это часто бывает с учёными, вторую семью Абрикосов обрёл в академии. Главным наставником его стал выдающийся физик Л. Д. Ландау, с которым они познакомились в Московском государственном университете. Ландау заметил талант студента и настоял на том, чтобы тот сдал разработанный им знаменитый «теоретический минимум». Девятнадцатилетний юноша сделал это наравне со старшими коллегами. После окончания университета под руководством Ландау Абрикосов защитил в 1951 году кандидатскую, а в 1955 г. в возрасте 27 лет — докторскую диссертацию. О Ландау (или Дау, как его называли свои), Абрикосов вспоминает, пожалуй, даже с большей нежностью, чем о родителях. В очень сухо написанной автобиографии, где жизнь представлялась чередой исследований, открытий и торжества науки в целом, есть слова «наш любимый учитель» — единственные эмоционально окрашенные во всём тексте. Относятся они, конечно, к Ландау: «В 1962 году наш любимый учитель Л. Д. Ландау попал в автомобильную аварию и сильно пострадал. Его жизнь удалось сберечь, но ущерб для мозга оказался невосполним, и Ландау больше не вернулся в науку. Он умер в 1968 году, так и не оправившись от аварии. После случившейся с Ландау трагедии отношение к теоретикам в Институте Физических Проблем постепенно изменялось, и в группе Ландау задумались об уходе». Этот отрывок очень важен и в связи с невосполнимой утратой и личной трагедией, и в связи с последующим отъездом Абрикосова за границу. То, что он решил зафиксировать в автобиографии момент колебаний «группы Ландау», говорит о том, что и его сомнения, скорее всего, начали зарождаться в это время.
Вихрь Абрикосова
Абрикосов говорил, что, будучи физиком-теоретиком, всегда тянулся и к экспериментам. Возможно, эта тяга помогла ему сделать главное своё открытие, за которое он вместе с В. Гинзбургом и Э. Леггетом получил в 2003 году Нобелевскую премию (на которую, впрочем, и раньше его неоднократно номинировали). Абрикосов развил идеи Гинзбурга и Ландау и открыл и описал новый класс сверхпроводников: сверхпроводники второго рода, которые отличались от сверхпроводников первого рода устойчивостью перед сильным магнитным полем, что позволяло им сохранять свои свойства. К сожалению, Ландау в своё время не оценил результатов столь важного для мировой науки открытия, однако Абрикосов вернулся к этой идее. В итоге явление, на котором он объяснил своё открытие, назвали «Вихрем Абрикосова», или «Вихревой решёткой Абрикосова» — свойства сверхпроводников второго рода объяснялись образованием решётки магнитных линий, окружённых кольцевыми токами. Абрикосов создал также теорию металлизированного водорода (водород становится таким при очень высоком давлении). Вклад Абрикосова в науку трудно переоценить: благодаря сверхпроводящему магниту человечество приобрело магнитно-резонансную томографию!
«Памятник отцу Алексея Алексеевича — Алексею Ивановичу Абрикосову — стоит в начале названного его именем переулка на Пироговке в Москве. Памятником же самому А. А. Абрикосову послужит каждая установка МРТ в больницах по всему миру, в которой используется сверхпроводящий магнит, каждый поезд на индуцируемой таким магнитом «подушке», его книги, которые на протяжении полувека служат настольными для поколений физиков во всем мире».
А. Варламов (ученик А. А. Абрикосова)
Свободное время Алексей Алексеевич тоже проводил в мире науки. Лучшими праздниками для него были организованные физиками капустники с песнями и сценками, а друзья и коллеги вспоминают празднования Нового года, которые не обходились без «новогодних» лекций. Походник и лыжник, Абрикосов путешествовал также с друзьями-учёными. Несмотря на внешнюю строгость, с близкими людьми он был по-настоящему открытым и нередко забавным. Припоминают за ним даже детские шалости: однажды он пытался просунуть муху в кабинет академика Халатникова, потому что тот их боялся. В одном из походов Абрикосов столкнулся лицом к лицу с медведем и, несмотря на то, что пострадал (тогда рану на лице в полевых условиях зашивала его жена), и весьма серьёзно, вспоминал об этом с юмором и даже гордился стишком, который сочинили про него и медведя.
«В Абрикосове всегда была детскость, она его украшала. В Физ. Проблемах (институте, где теоретический отдел был) у Ландау не было своего кабинета, он ему был и не нужен. Там был такой коридорчик, прихожая и из неё — двери в три кабинета. В одном из кабинетов сидел Халатников. Захожу как-то в прихожую и вижу, что Алёшка согнулся и копается в замочной скважине кабинета Халатникова. Спрашиваю, что это он делает? А он говорит: ко мне в кабинет залетела жирная зелёная муха. Халат их страшно боится. Вот я её к нему и запускаю!»
Семён Герштейн
Больше всего Абрикосов любил горы и даже взобрался на Килиманджаро. Стремление к покорению вершин в его характере вполне логично, оно обнаруживается у многих выдающихся учёных — альпинизмом серьёзно увлекались и Хохлов, и Чердынцев, и Тамм. А вечной спутницей жизни оставалась наука. Как-то он сказал, что прелесть быть учёным в том, что никогда не бывает скучно, вот почему он всегда стремился исследовать, проверять, сомневаться и всю жизнь учиться. Поэтому споры о гражданстве и осуждение его эмиграции не имели никакого значения: просто он был человеком мира и человеком науки.
Ни то ни другое не имеет границ.
