На левом берегу Москвы-реки в бывшей Симоновой слободе на территории нынешнего Даниловского района находится одна из самых старых московских церквей — храм Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове. Там в XVIII веке было обнаружено захоронение легендарных Пересвета и Осляби, героев Куликовской битвы.
Куликовская битва — одно из величайших сражений российской военной истории, это мы знаем со школьной скамьи. Великое сражение просто обязано быть грандиозным — что по площади, что по численности. Значит, 8 сентября 1380 года где-то в районе впадения в Дон речки Непрядвы на широком просторе многочисленные русские дружины должны были сойтись в жаркой баталии с несметными полчищами Мамая. Между тем, похоже, что все было не совсем так…
Или совсем не так.
«Поединок Пересвета с Челубеем». В. М. Васнецов, 1914 год
Что?
Начнем с главного — значение Куликовской битвы сильно преувеличено: сражение не было ни генеральным, как Бородинское, ни переломным, как Сталинградское, ни сокрушительным разгромом в разы численно превосходящего противника, как Кагул, ни срывом планов казавшегося непобедимым врага, как Битва за Москву, ни военным чудом, как взятие Измаила. Иго после него продлится еще сто лет, сын и внук Дмитрия Донского останутся вполне лояльными вассалами ханов, Золотая Орда распадется под грузом внутренних проблем, а не под ударами русского оружия. Более того, и сам Дмитрий в этом сражении не выглядит потрясателем основ: ведь он сражается не против законного правителя Орды, а против узурпатора, захватившего власть в Сарае в результате «Великой замятни», ордынской смуты XIV века, и тем самым косвенно поддерживает имеющего законные права на престол хана Тохтамыша. Наконец, распространенный тезис о том, что в этой битве впервые против ордынцев выступило объединенное русское войско, также не поддерживается историками: двумя годами ранее такая рать, включавшая в себя не только московские силы, уже торжествовала победу на реке Воже на территории нынешней Рязанской области.
«Ополчение и поход великаго князя Димитрия Иоанновича…». Рисованный лубок, худ. И. Блинов, 1890-е годы (фрагмент)
Кто?
Благословение на битву, будто бы данное князю Дмитрию почитаемым на Руси Сергием Радонежским, могло иметь место, а могло и не иметь: ранние источники ничего не пишут о визите князя в лавру, этот эпизод возникает только в более поздних документах — «Сказании о Мамаевом побоище» и «Житии преподобного Сергия Радонежского». Есть свидетельства того, что в описываемый период между князем и игуменом существовал конфликт (например, Сергий не крестил в это время сыновей Дмитрия, хотя ранее и позднее неизменно это делал). Не вполне ясно и с эпизодом направления Сергием в войско иноков Пересвета и Осляби, связанным с этой якобы произошедшей накануне битвы встречей. То обстоятельство, что оба активно участвовали в сражении, прямо противоречит постановлению одного из Вселенских соборов (Халкидонского), которое категорически запрещает духовным лицам вступать в военную службу. Если Пересвет действительно «открывал» своим поединком с Челубеем сражение, то он должен был быть известен как искусный воин, чего трудно ожидать от смиренного монаха. Случаи принятия пострига в нестаром возрасте профессиональными военными (а именно так излагают «Жития» Пересвета и Осляби их жизненный путь) были весьма редки.
Наиболее раннее из дошедших до нас свидетельств о битве — повесть «О побоище иже на Дону», входящая в Московский летописный свод митрополита Киприана и написанная не позднее 1408 года, называет Александра Пересвета среди павших в сражении, при этом о самом поединке с ордынским богатырем летопись не упоминает. Если учесть, что одним из вероятных авторов текста являлся ученик Сергия Епифаний, странно, что он не отметил особо гибель на Куликовом поле монаха Троице-Сергиевой лавры… Что же касается Осляби, его смерть на Дону и вовсе вызывает сомнения, мы встречаем это имя в более поздних документах как участника ряда событий 1390-х годов.
«Куликовская битва». А. Ивон, 1859 год
Как?
Вообще-то изображение хода сражения, которое сегодня встречается в школьных учебниках и считается «классическим», вызывает у многих историков серьезные возражения. Обращают на себя внимание очевидные параллели в изложении событий 8 сентября 1380 года с дошедшей до Руси как раз в XV веке «Александрией Сербской», одной из версий романа об Александре Македонском. Именно в это время и появляются ранее отсутствующие сюжеты, связанные с действиями засадного полка, с обменом одеждой между Дмитрием и одним из ратников и другими каноническими сегодня событиями. Постепенное превращение Куликовской битвы из обычного эпизода русско-ордынского противостояния в великую победу православия «над поганым Мамаем, и как молитвами пречистой Богородицы и русских чудотворцев православное христианство — Русскую землю Бог возвысил, а безбожных агарян посрамил» («Сказание о Мамаевом побоище») — вполне могло породить у летописцев желание заимствовать у «старших товарищей». Справедливости ради заметим, что это явление распространенное: средневековые европейские хронисты тоже не видели ничего зазорного в том, чтобы «перенимать» у других авторов, лишь бы складно было.
«Ополчение и поход великого князя Димитрия Иоанновича самодержца всероссийского противу злочестивого и безбожного царя татарского Мамая, его же Божиею помощию до конца победи». Рисованный лубок, худ. И. Блинов, 1890-е годы (фрагмент)
Сколько и где?
Мало кто из современных историков соглашается со счетом участников на сотни тысяч: передвижения подобных войск (напомним — преимущественно конных!) было просто невозможным, лошади падали бы от бескормицы (к слову сказать, по этой же причине «несметные рати Батыя» в 1237-м сегодня оцениваются тысяч в 40 человек, не более), да и неоткуда было взяться подобным грандиозным армиям. В одном из крупнейших сражений эпохи — Грюнвальдской битве 1410 года — сошлись около 60 тысяч человек, в крупном сражении Столетней войны при Азенкуре — около 10 тысяч; откуда взяться на востоке Европы полумиллионной (а то и больше!) баталии, какой изображают Куликовскую битву русские источники XV–XVI веков? Где взять такое количество мало-мальски подготовленных бойцов (обычного крестьянина не отправишь сражаться, у него ни оружия, ни доспехов, ни навыков)? Как разместить этакую силищу на поле боя? Так что, судя по всему, в сражении с обеих сторон принимало участие не более чем по несколько десятков тысяч человек, и это, несомненно, делает его выдающимся военным противостоянием того времени.
Серьезные проблемы существуют и с локализацией места битвы. Отсутствие значительных археологических находок в предполагаемом районе не позволяет судить о нем с желаемой точностью. Да и название не помогает: похоже, «Куликово поле», появляющееся только в «Задонщине» в XV веке, изначально было просто «кулигой» — открытым местом, сенокосом у реки. Вся эта совокупность «темных мест» позволяет любителям «альтернативной истории» «обнаруживать» место сражения в самых неожиданных краях, например, на московских Кулишках (в историческом районе между Маросейкой и Покровкой). Ничего необычного тут нет, целый ряд средневековых баталий сегодня не может похвастаться строгой привязкой к местности, мы доподлинно не знаем координат ни битвы на Калке, ни Ледового побоища…
«Классическая» схема сражения на Куликовом поле
И все же…
Не будем бросаться в другую крайность и на месте мифа спешно возводить «антимиф». Мамаево побоище было крупным сражением и важной победой, позволившей русским князьям ощутить свою растущую силу. Нам трудно с наших сегодняшних позиций понять логику и в целом мировоззрение политической элиты того времени; вполне возможно, вассальные отношения с Ордой в принципе не вызывали у них отторжения. Перспектива оказаться свободными от Орды и в одиночку встать лицом к лицу с Литвой и Крымом могла представляться им менее радужной, чем оставаться «под Ордой» и постепенно отвоевывать себе все больше и больше автономии. То, что эта победа была впоследствии «расцвечена» и приукрашена, что были расставлены определенные идеологические акценты, — обычное дело в период формирования нации, когда формулируется государственная идея. Нам же сегодня предстоит увлекательная работа по очистке древностей от налипших на них более поздних наслоений — кропотливый, но чрезвычайно интересный труд, составляющий самую суть исторического исследования.
